Алексей Биргер - Заклятие слов

Они терпеливо выслушали. Уф, подумал я, неужели я их не усыпил? Ну, может, и усыпил — но самую малость.

— Так что, они все были неискренни? — спросила Саша.

— Нет, почему же, — ответил я. — Они были искренни, очень даже искренни. Хорошие стихи, как и хорошая проза пишутся, высоким языком говоря, кровью сердца, и никуда от этого не денешься. И прежде всего, они шли от живой жизни. Я о том, что многие их увлечения были всего лишь инструментами, позволяющими навести среди хаоса какой-то порядок и начинать строить. Инструментами, которые, окажись они негодными, можно было сразу же, без помех и сожалений, заменить другими.

— Так получается, поэтов нельзя судить за самые завиральные их идеи? — спросил Колька. — Даже за такие, которые опасны для других?

— Почему же, — сказал я. — Судить можно и нужно. Но это — совсем другой разговор, очень сложный. Мы в этой теме увязнем, если в нее полезем. Сейчас я хочу сказать только одно: я не верю, что вся магия Йейтса имела какое-то значение, кроме чисто подсобного, что она была чем-то большим, чем инструментом, помогающим ему одному. Да, помогающим видеть определенный порядок в окружающем мире, и, благодаря этому, чувствовать почву под ногами, когда на него снисходило вдохновение. А то, что он глотал шарики гашиша, когда боялся, что вдохновение начнет угасать? Надеюсь, никто, следуя его примеру, не решит, что достаточно обратиться к наркотикам, чтобы стать великим поэтом? С его магией — то же самое.

— А вы-то сами, во что вы верите? — спросила Саша.

— В смысле, что помогает мне работать? Я картезианец.

Они вылупили глаза.

— То есть, я последователь французского философа Рене Декарта, — объяснил я. — Знаете его? Он учил, что все в мире подчиняется разуму и логике. Наверно всем известно, с чего начинается его философия. Он задает вопрос: «А существую ли я вообще?» В смысле, а стоит ли огород городить? И отвечает: «Раз я задаю себе этот вопрос, значит, я мыслю. Я мыслю, следовательно, я существую». И начинает выстраивать, шаг, за шагом, весь мир, очень рациональный и четкий. Недаром он был еще и великим математиком. Система координат, которой все мы пользуемся, придумана Декартом. При этом, он был мушкетером, участвовал в осаде Ла Рошели…

— И знал Атоса, Портоса, Арамиса и Д’Артаньяна? — спросила Саша.

— Получается, знал, — кивнул я. — Вообще, есть несомненное сходство его ума с острым умом Д’Артаньяна. Такие же разящие выпады мысли, похожие на выпады шпаги.

— Но все-таки, когда все размеренно и разумно, это не совсем интересно, — сказал Колька.

— А по-моему, наоборот, — ответил я. — Очень интересно. Во всяком случае, мне это помогает.

— Ну, в общем, понятно… — протянула Саша. — Если вы такой рациональный, то ко всему чудесному, к магии, там, или, потустороннему, жуткому, относитесь как к дребедени. Но ведь вы и сами писали о тайнах. Так вы это просто так придумывали?

— Почему просто так? — сказал я. — Тайна — это тоже удобный инструмент. Но, если вы обратили внимание, мои герои всегда стремятся рационально объяснить любую тайну.

— Но не всегда у них это получается, — сказал Колька.

— Разумеется, не всегда. Потому что в мире много необъяснимого. Но ответы все равно надо искать самые простые. Не надо наворачивать лишнего.

— Но вы верите хоть, что создания фантазии живут своей жизнью? — спросила Саша. — Как, вот, Бредбери, описывает. Что когда что-то создано в книге, то возникает и целый мир, где это есть на самом деле?

— У меня такое впечатление, будто уже проходит моя встреча с читателями, — заметил я. — Глупо было бы не верить. Только не надо излишне увлекаться тайнами. Если вспоминать Бредбери, то помните, что такое «машина времени» в «Вине из одуванчиков»?

— Старый полковник, угу.

— Старый полковник… И когда он умирает, то огромный мир уходит. И жаркий Мехико, и стада бизонов, и костры военных отрядов, и песни… Мир длиной в сто лет, по которому можно было свободно путешествовать. «Когда человек умирает, вместе с ним исчезает целый мир», понимает герой Бредбери. Вот в этом мире и живут целые вселенные. И создания нашей фантазии, и многое другое, все там обитает, это такой космос, где можно бесконечно странствовать по обитаемым планетам. Самая большая тайна — это человек. А все остальное — это так, технические загадки.

— И магия — просто техническая загадка? — спросил Колька.

— Навроде того.

— Но тогда… Раз вы считаете это технической загадкой, вроде ребуса, а может, и просто чушью, то почему вам не согласиться принять участие в том обряде, который мы задумали? Для вас это будет несерьезно, как детская игра, а нам будет спокойней, что вы рядом.