Ричард Бэккер - Нечестивый Консульт

— Наше спасение! — снова раздался клич, в этот раз, однако, нестройный…а затем и вовсе растворившийся в каком-то океаническом ропоте.

Внезапно, люди, которые только что едва узнавали троих беглецов, не говоря уж о том, чтобы позаботится о них, рухнули на колени прямо среди трупов, возжаждав служить своей Благословеннейшей Императрице. Охромевший Ахкеймион мог только, глупо моргая, наблюдать за тем как Эсменет, держа на руках его новорожденного сына, приказала столпившимся вокруг инграулам доставить их, передавая из рук в руки, к её божественному супругу. Посему он не протестовал, когда рослые воины подняли его и начали перемещать у себя над головами. Казалось, его несёт наводнением, и внезапно он вспомнил, как около двадцати лет назад, в Сумне ему уже доводилось перемещаться подобным образом…в тот день, когда Святейший шрайя обрушился словом на нечестивцев-фаним и все их беззакония.

Однако же, на сей раз он не упал в обморок — во всяком случае, не в той же самой манере. Неверие в происходящее было лишь малой частью того, что его терзало. Вся его жизнь, а с тех пор как он принял Сердце Сесватхи и всё его существо, имели своим истоком это вот самое место. Ибо при всех наших притязаниях на самость, в действительности мы сплачиваемся своим я лишь вокруг того, что понимаем. То, в какой мере происходящие события способны выбить нас из колеи, соответствует тому, насколько мы сами неотличимы от наших знаний.

При отсутствии обода стрелка компаса — ещё не сам компас.

Посему до самого верхнего яруса Забытья он оставался в неком пограничном состоянии, будучи одновременно и бесчувственным и бдительным — живущим каждой деталью своего перемещения. Раны. Нависающая сверху и крушащая душу громада Рога. Засохшая кровь. Он помнил, как что-то кричал Мимаре, словно бы находясь под воздействием чьего-то ещё побуждения, нежели своего собственного — или же просто в силу дурацкого рефлекса, вызванного глупым желанием хоть на миг увидеть её удивительное лицо.

Мужи Ордалии толпились на всех ярусах Забытья, взгляды их либо лихорадочно блестели восторгом, либо казались совершенно отупелыми от неверия. Адепты, спустившись с небес, словно вороны расположились на выступающих скалах Струпа, прочие же ранговые колдуны в своих разноцветных облачениях стояли на возвышающихся одна над другой террасах бок обок с воинами. Люди преклоняли колени — некоторые молясь, а другие в силу полнейшего изнеможения. Люди сидели неподвижно, позволяя себе лишь дышать. Люди стояли и, вытягивая шеи, напряжённо всматривались, пытаясь получше разглядеть происходящее. Люди переминались и, воодушевлённые радостным ожиданием, вступали друг с другом в беседы. Мятущийся взор волшебника повсюду вычленял выразительные образы — точащего меч галеота с окровавленной головой; шайгекца, переворачивающего мертвецов, чтобы проверить их лица; сидящего и покачивающегося айнонца, снова и снова тычущего себя кинжалом в бедро.

Так старый волшебник перемещался, передаваемый из рук в руки точно монета. Повсюду на Подступах виднелись конопляные верёвки лебёдок, частью привязанные к плетёным корзинам, а частью просто свисающие вниз и заканчивающиеся пустыми петлями. С помощью этих веревок его затаскивали наверх, поднимая вдоль обожжённых колдовским пламенем каменных стен. Те, кто нёс, а затем передавал его дальше, невзирая на свой дикий вид, обращались с ним с тем же почтением, с каким они относились к Благословенной Императрице. Вид на террасы Забытья и лежащую в руинах тушу Гвергирух с каждым преодолённым ярусом становился всё более головокружительным. Когда мужи Ордалии подняли его на предпоследнюю террасу, он увидел внизу Мимару — образ настолько живой и яркий, что он не мог отчасти не вспомнить того, что происходило прямо сейчас…

И того, кем он был.

Она взглянула вверх, услышав его, ещё даже не прозвучавший, зов. Он едва не зарыдал, увидев потемневший овал её лица.

А затем мозолистые руки вновь схватили его и потащили вверх. Очутившись между зубцами самой верхней стены, он перекатился, чтобы встать на здоровую ногу…

И ошеломлённо оглядел вершину Забытья.

Плач младенца разорвал тишину.

Какой-то каритусалец протянул Ахкеймиону копьё, чтобы он мог опереться на него, как на костыль. Старый волшебник принял его.

Всё вокруг пребывало в прохладной тени Струпа. Штандарты и знамёна с Кругораспятием повисли в вечернем безветрии. Лишь люди, тянувшие лебёдки, вовсю трудились, прочие же поголовно простирались ниц. По всей террасе, куда ни глянь, можно было увидеть склонённые головы, щиты и спины — Уверовавших королей и адептов, кастовой знати и их слуг.