Ричард Бэккер - Нечестивый Консульт

У него сын!

По случайности, Ахкеймион встретился взглядом с парящим наверху Владыкой Випполем. На мгновение глаза, в глубинах которых плескалась тьма, остановились на нём, а затем продолжили свои беспорядочные метания…

И тут это случилось…всепоглощающий рёв Орды вдруг оборвался, сменившись невероятным безмолвием.

В ушах зазвенело.

Младенец плакал…и звук этот представлялся головокружительно невозможным.

Сама земля, казалось, шаталась от нереальности происходящего — столь всеобъемлющим и ошеломляющим он был. Невзирая на то, что вопль Орды терзал слух всего несколько страж, за это краткое время он превратился в нечто, будто бы лежащее в первооснове бытия — в сущность самого Творения.

Старый волшебник удивлённо озирался, замечая, что остальные поступают также…

— Она отступает! — заорал какой-то Долгобородый с гребня стены. — Орда! Бежиииит!

Следом за этим неистовым воплем вновь заплакало дитя — крик, подобный пронзительному посвисту свирели.

Повернувшись к женщинам, Ахкеймион увидел Эсменет, горбящуюся между коленей своей голосящей и хрипящей дочери.

— Ты слыши….?

Гремящий хор мужских голосов, казалось, расколол мироздание. Крики счастья, понял Ахкеймион. Счастья. Мужи Трёх Морей вскидывали вверх руки, в неверии хватали друг друга за плечи, или же просто падали на колени, заливаясь слезами. Грохочущее эхо разносилось по Голготтерату. Всеобщий триумф дробился на отдельные проявления экстатического неверия и неистовой радости. Люди в голос рыдали, обхватив руками колени. Люди шумно дышали и разражались звериным рёвом, били себя в грудь, пинали и топтали шранчьи тела. Люди сцеплялись локтями и танцевали какие-то старушечьи танцы.

Под натиском северного ветра непроглядная тьма Пелены посерела, превратившись в нечто вроде закопчённого стекла. Свет вновь наступившего дня хлынул на них — зрелище из числа тех, что смертным не доводилось видывать целую эпоху.

Дитя плакало. Его мать всхлипывала. Вторые роды были милосердно быстрыми.

Под прикрытием ликующего рёва, Эсменет перерезала пуповину Бурундуком, а затем поспешно завернула посиневшее тельце в кусок ткани, оторванный от одежд мертвеца. Старый волшебник никогда не узнает, что с ним сталось — с умершим близнецом.

Держа первый свёрток у груди, Мимара безудержно рыдала.

Сойдя вниз с туши башрага, старый волшебник уселся на котлоподобный череп создания и, положив локти на колени, спрятал лицо в ладонях. Его сотрясала дрожь.

Когда же всё кончилось? Когда минули бедствия?

У Друза Ахкеймиона сын.

Солнечный свет касался их, будто руки целителя. Его лучезарные пальцы пробивали лохмотья Пелены, озаряя участки развалин своим ласковым благословением. Осенённые этим прикосновением люди удивлённо озирались, лица их чернели пятнами сажи и засохшей крови. Они видели свет, столь же невероятный, как и исходящий от Рога, но при этом чистый и словно бы призрачный. Свет, пронизывающий рассеивающиеся шлейфы дыма и пыли — оранжевые, чёрные и серовато-коричневые громады, сминающиеся о купол неба. Свет, воссиявший прямо сквозь весь этот гнилостный чад.

Защитники западных бастионов — измученные нансурские колумнарии, эумарнанские гранды и прочие — наблюдали за тем, как шранки откатываются прочь от твердыни своих создателей, устремляясь, подобно рыбьим косякам, за отступающим мраком Пелены.

— Так бежали Бездушные, — восторженно возгласил генерал Инрилил аб Синганджехои, — от гнева Обладающих Душами!

Более миллиона трупов покрывали Пепелище — и почти все были шранчьими. Они грудами лежали на склонах и огромными перепутанными мотками громоздились у подножья златозубых стен. В десятках мест тела пылали, как лагерные костры, испуская чадящие дымы, покачивающиеся на ветру будто колышущиеся в воде чёрные волосы. Голготтерат воздвигался из этого хаоса, словно горелый струп, окружающий своими растрескавшимися язвами громаду Высокого Рога, который вновь, ослепительно сияя, воспарил в невозможно прозрачные небеса. Склонённый Рог, расколотый на исполинские сегменты, лежал поперёк Шигогли чередою полыхающих под касаниями солнца руин.

Разбросанные отрядами и группами по всему этому развороченному амфитеатру, мужи Ордалии хрипели и рыдали от облегчения и ликования, ибо они обрели спасение. Тут и там на разрушенных стенах и бастионах гремели импровизированные проповеди. Радостные крики поднимались в одной части крепости, чтобы тут же быть подхваченными в других — ликование охватило все оказавшиеся в Голготтерате многоязычные племена.