Ренсом Риггз - Карта дней [litres]

– Нет. Гораздо хуже. Это группа нормальных – очень старая, очень секретная. Они хотят подчинить нас и… – Он снова поморщился и с трудом втянул воздух сквозь зубы. – …и управлять нами. – Старик уже едва дышал, паузы между словами становились все длиннее. – На уроки истории нет времени. Отвези девочку к Ви. Она – последняя из нас. Последняя из охотников.

– Ви, – повторил я, пытаясь унять бешеную скачку мыслей. – Из «Журнала» Эйба? Та, которую он сам обучил?

– Да. Она живет в большом ветре. Не хочет, чтобы ее нашли, так что будь очень осторожен. Горацио, карта в сейфе…

Пустóта заворчала, метнулась к стене и отодвинула висящую на ней картину, за которой обнаружился маленький сейф. Пока язык пустóты крутил колесико замка, я снова повернулся к Эйчу и сжал его руку.

– Эйч, мне надо кое-что выяснить. – Я чувствовал, что жизнь его покидает, и мысль о том, что эта последняя и самая крепкая нить, ведущая к тайнам моего деда, вот-вот будет разорвана, вынудила меня вспомнить нечто важное и ужасное, о чем я старался забыть с тех самых пор, как услышал. – Почему моего деда называют убийцей?

Эйч напрягся и посмотрел на меня так пристально, словно к нему опять вернулись силы:

– Кто тебе это сказал?

Я наклонился еще ниже. Старика била дрожь. Я рассказал ему – так быстро, как только мог, – о тех безумных вещах, в которых Лео обвинял Эйба. Что Эйб якобы похитил его крестницу. Убивал людей. Не просто людей – маленьких детей!

Эйч мог бы ответить: «Это все подстроили твари». Мог бы даже просто сказать: «Это неправда». Но он не сказал ни того, ни другого.

– Значит, ты знаешь, – произнес он.

На мгновение у меня потемнело в глазах. А затем нахлынули сомнения:

– Что вы имеете в виду? О чем вы говорите ?

Я схватил Эйча за плечи и затряс его. Пустóта взвизгнула, захлестнула мое запястье языком и отшвырнула прочь – с такой силой, что я пролетел через полкомнаты и ударился о ножку стола.

Мне было страшно как никогда. Неужели Лео говорил правду? Неужели секрет деда заключался именно в этом? И на самом деле Эйб защищал меня вовсе не от утраты нормальности, не от пустóт и не от какой-то загадочной банды врагов, разъезжающих на черных машинах? Что, если на самом деле он защищал меня от самого себя ?

Пошатываясь, я поднялся на ноги. Пустóта шипела, склонившись над Эйчем и заслонив его от меня. На языке пустóт я приказал ей отойти, но она сопротивлялась. Или, может, теперь они сопротивлялись вместе: и пустóта, и Эйч.

Я бросился вперед с криками: «Уйди, уйди, отпусти его!» – и пустóта, как ни странно повиновалась. Она отскочила в сторону, а потом подпрыгнула и повисла на люстре, уцепившись за нее языками. На секунду меня отвлекло удивительное зрелище: весь потолок был увешан вентиляторами. Ну, разумеется! Эйчу приходилось бороться с запахом. Ведь пустóта жила прямо здесь .

Я встал на колени и наклонился над Эйчем.

– Извините. – На этот раз я не стал к нему прикасаться. – Пожалуйста, простите. Расскажите, чем он занимался.

– Они нас провели. Семь раз! Семь раз им удалось оставить нас в дураках!

– Кто? Кто вас провел?

– Организация.

Но мне сейчас не было до этого дела. Я хотел знать только одно:

– Мой дед убивал детей?

– Нет. Нет.

– Похищал?

– Нет. – Лицо старика исказилось от боли и сожалений. – Мы думали… – Он снова умолк и начал хватать воздух ртом. – …мы их спасали.

Я откинулся на пятки: от облегчения у меня закружилась голова. Значит, он не был убийцей. Не был злодеем . Только теперь я понял, как на меня это давило. Насколько тяжела была сама мысль о том, что это могло оказаться правдой.

– Мы сделали много хорошего, – сказал Эйч. – Иногда мы ошибались. Но сердце у Эйба всегда было, где надо. И он очень, очень тебя любил , – прошептал он замирающим голосом.

Глаза у меня защипало от слез.

– Простите меня!

– Нет, не извиняйся. – Собрав остаток сил, он коснулся моей руки. – Эстафета теперь у тебя. Я жалею только об одном: что помочь тебе почти некому.

– Спасибо, – сказал я. – Постараюсь, чтобы вы оба могли мной гордиться.

– Я знаю, – улыбнулся Эйч. – Ну все, пора. – Он посмотрел на потолок. – Горацио, спускайся!

Пустóта напряглась, сражаясь с моей волей.

– Позволь ему спуститься, – попросил Эйч. – Давным-давно я кое-что пообещал этому несчастному существу. И слово надо сдержать, пока я еще жив.

Я поднялся, отступил на пару шагов и отпустил пустоту. Та упала с потолка.