Тахера Мафи - Чаролес [litres]

Много позже, уже обсохнув и переодевшись, Лейли впервые услышит дверной звонок. Она спустится по скрипучей лестнице с растущей опаской, ощущая себя как никогда одинокой и окруженной врагами. Она не будет возлагать на этот звонок никаких ожиданий – разве что приготовится к новым дурным известиям, – и все же сожмет в кармане двадцать шесть оставшихся папиных зубов, позволив себе крохотную надежду на чудо.

Мой дорогой внимательный читатель, догадался ли ты уже о финале нашей истории?

Нужны ли тебе подробности событий, произошедших в следующие двадцать четыре часа, чтобы узнать, окончится повесть мордешора триумфом или трагедией? Я бы с удовольствием пропустила несколько эпизодов и сразу сказала, что случится в итоге, но, боюсь, тебе этого покажется мало. Откуда же нам начать?

Возможно, тебе будет любопытно послушать, о чем говорили дети в тот вечер? Как они сидели вокруг скромного очага Лейли с чашками горячего чая, а Алиса взволнованно делилась планами по спасению ее карьеры?

Или, может, тебе интереснее узнать, как Лейли хохотала до слез – так, что повалилась в пыльное кресло, – пока Оливер и Беньямин спорили, кому из них отведена более важная роль в предстоящей битве с Чаролесским судом?

Никто из них ни минуты не сомневался в завтрашнем успехе, и Лейли просто не посмела омрачать своими опасениями энтузиазм друзей. А еще она ужасно устала от цинизма. Поэтому мордешор обуздала тревоги и впервые за долгое, долгое время позволила себе побыть тем, кем и являлась на самом деле, – то есть тринадцатилетней девочкой.

Гости постучались к ней не с пустыми руками. Нет, они несли целую гору подарков, и теперь Лейли сидела у огня и не могла перестать улыбаться, разворачивая яркие свертки. Все они были сделаны мамой Беньямина, которая искренне полагала, что сласти домашней работы способны излечить самые тяжкие раны.

Мама Беньямина вообще редко ошибалась.

Последние несколько дней Лейли провела на вынужденной диете из кабачкового супа и пары перезрелых свекл. Думаю, вы легко вообразите ее чистый, по-детски простодушный восторг, когда под обертками оказались кульки с хрупкими фисташковыми леденцами, тонкие полоски тягучей нуги со вплавленными лепестками роз и прозрачные баночки с гранатовыми зернами. Лейли едва не вскрикнула, увидев кардамоновый пудинг с изящно нарезанным миндалем; чуть не подпрыгнула, развернув блюда с теплой сливочной халвой в узорах корицы; и с трудом не упала в обморок над коробочками с кексами, кремовыми пирожными и персидской пахлавой. Ей почти удалось сдержать слезы – когда Беньямин вдруг заметил, что это она еще не видела подслащенную розовой водой стекляпшу и огромные контейнеры шафранового мороженого.

Лейли лишилась дара речи.

Это был настоящий пир, какого она в жизни не пробовала. Девочку так оглушил сам жест – и прилагающаяся к нему компания, – что она раз десять пыталась поблагодарить друзей, и у нее каждый раз срывался голос.

Лейли, Алиса, Оливер и Беньямин решили заночевать в гостиной. Им больше не нужно было беспокоиться о своенравных духах, которых не пускала в дом магия Старейшин, – а потому они до рассвета пили чай, обменивались историями и болтали обо всем и ни о чем. Разговор прерывался лишь паузами на то, чтобы отправить в рот очередную конфету или ложку сливочного мороженого. Когда же и часы устали тикать, Лейли провалилась в глубокий безмятежный сон, и ей приснился мир, в котором друзья остались с ней навсегда.

Чего никто не ожидал, – так это того, что духи опять распояшутся.

На сей раз их было всего шестеро, – но, как я уже упоминала, в городе очень давно не уважали мордешоров, и даже Старейшины недооценивали силу их магии. Когда Лейли ввели в наручниках в зал суда, призраки будто с цепи сорвались. Теперь мордешор была близка к ним, как никогда прежде, и их влекла к ней тяга куда более могучая, чем простенькие магические оковы, наложенные на трупы Старейшинами.

Чаролесский мировой судья пытался призвать собрание к порядку, но его крики и стук молотка совершенно тонули во всеобщем хаосе, шуме и восклицаниях. Никто не понимал, что происходит. К счастью, новые шесть призраков были слишком молоды, чтобы заинтересоваться сдиранием кож, – зато их крайне интересовало веселье (даже если всем остальным от него было скорее грустно). Едва освободившись от уз, юные фантомы (возраст при смерти здесь значения не имел) бросились делать то, что требовала их природа, – то есть устраивать первосортный переполох. В этот начальный период они бывали просто невыносимы, и обычно Лейли пережидала его со сжатыми зубами. Но сейчас, сидя в своем кресле и наблюдая, как разгул призраков лишает хладнокровия самых уважаемых членов чаролесского общества, девочка с трудом могла сдержать улыбку. Духи носились по всему залу, опрокидывали стопки бумаг, раскачивали люстры и сдували с дам шляпы. В перерывах они вились вокруг Лейли, пытаясь привлечь ее внимание.