Ксения Хан - Хозяин теней [litres]

Она кивает и спешит в коридор. Оттуда – налево, запинаясь о пыльные полупустые коробки, до винтовой лестницы на второй этаж. В темноте ей почти ничего не видно, но, подстегиваемые страхом, все органы чувств работают слаженно. Клеменс видит, как изгибаются деревянные ступени, и мчится вверх.

Черт бы тебя побрал, Теодор Атлас, черт бы тебя побрал!

Второй этаж, узкий коридор, двери. Одна, вторая, третья – дальше, в тупике, еще дверь. Все одинаковые, не разобрать, где чья комната, никаких опознавательных знаков. Клеменс заглядывает в каждую; на затворках сознания трепещет полубезумная мысль, что от такого грохота у Теодора начнется мигрень, а еще сюда сбегутся соседи и увидят его раненым.

Если это отрезвит его голову – пусть!

За первой дверью – ванная, дальше – комната Теодора, темная, с плотно задернутыми шторами, одинокой кроватью в углу и креслом напротив. Спальня Бена оказывается третьей, и Клеменс, выдохнув, спешит к платяному шкафу с резными дверцами… Перепачканные руки Клеменс оставляют на лакированной поверхности некрасивые следы. Простите, Бенджамин.

Верхние полки забиты рубашками, ниже аккуратно развешены костюмы-тройки. Полка с коробками оказывается в самом низу. Клеменс выискивает в полутьме голубую «из-под «Лего»», но ничего не находит. Паника нарастает.

Стиснув зубы, она выгребает из шкафа все коробки подряд. Они обиты тканью и подписаны, словно Бен готовится к переезду или только недавно приехал. Голубой нигде нет!

С первого этажа раздается сдавленный стон.

– Пожалуйста! – почти плачет Клеменс. – Найдись, пожалуйста !

Пластиковая коробка с подписью «Лего» задвинута в дальний угол шкафа. Клеменс видит ее – и чувствует невыразимое облегчение: от этой вещицы зависит жизнь Теодора.

Стон внизу повторяется.

Стон перерастает в крик, и Клеменс, наплевав на беспорядок, мчится вниз. Коробка в ее руках грохочет, внутри что-то позвякивает: что-то мелкое, металлическое.

Нелепо споткнувшись, она запинается и налетает плечом на стену. Похоже, она задела выключатель – под потолком загорается одинокая лампа, и сразу становится светлее. Некая высшая сила помогает ей преодолеть оставшееся расстояние.

До того места, где лежит Теодор.

Клеменс вваливается в зал и видит его: он успел перебраться поближе к стене и сесть, прислонившись спиной к креслу, и рукоятки ножа в его боку больше нет.

Она валяется тут же, на полу, в луже крови. Каменный идол бессмысленно скалит темные зубы.

– Что случилось? – Клеменс роняет коробку, та с грохотом падает ей под ноги, но она уже опускается на колени, и догадка, страшная, как сам нож, вспарывает ей сознание.

– Нож для бумаг, – хрипит Теодор, вдыхая и выдыхая через стиснутые зубы, как чертов Дарт Вейдер. – Этот фоморов ублюдок хотел убить меня моим же ножом для бумаг. Двадцатый клятый век. Вулканический туф, резьба, клинок из стали. Я привез его из Америки.

– Теодор! – всхлипывает Клеменс. – Что случилось?

Он морщится и медленно отодвигает полу рубашки.

– Лезвие сломалось и осталось внутри. Ты поможешь мне его вытащить.

– Я не могу, – отвечает Серлас. – Не сумею, только не так.

Его и Нессу привезли в город, втолкнули в погреб заброшенного паба и забыли об их существовании. Снаружи кричат горожане, всю ночь раздается шум и грохот. В воздухе стынет угроза. Страх и паника въелись в кожу, закрались в сердце. Вдох – они ширятся. Выдох – сужаются и на мгновение гаснут.

– Серлас, – зовет Несса. – Ты должен пообещать мне.

Их заковали в цепи и растащили по разным углам. Серлас содрал запястья, пытаясь стянуть с рук оковы, вывихнул ногу и разбил подбородок о железный поручень, держащий его на привязи, точно пса. Пес он и есть – слабый, безвольный.

Сидеть ему в углу и тихо скулить.

В погребе одно узкое окно. Свет, разделенный на три квадрата железными прутьями, падает на ноги Нессы. Больше Серлас ничего не видит – только босые ноги, сбитые в кровь долгой дорогой до города.

Их привели прямо в ночных сорочках и бросили сюда, как жалких зверей.

По виску Серласа стекает пот вперемешку с кровью. Он получил по голове дубиной от кузнеца Финниана и впал в забытье, как только шагнул в город через главные ворота. Сонные горожане уже наводнили улицу, в толпе, поджидавшей их, даже показались дети. Очнулся Серлас уже в погребе, закованный в металл, словно фомор.

– Ты должен пообещать мне, – повторяет Несса твердым, не в пример ему, голосом. – Дай слово мне, Серлас!