– Все еще веришь ей? Чья дочь плачет в доме?
Несса впервые дергается в руках Дугала.
– Не трогайте ее! Только не ее!
Серлас стискивает зубы до скрежета, до боли.
– Она же ребенок, Мэйв, – шепчет он. – Всего лишь ребенок.
– Чей?
Вскрикнув, Несса падает на колени.
– Серлас, – плачет она, – прошу тебя…
Он ловит ее умоляющий взгляд. Бледное лицо, слезы на острых скулах. Дрожащие губы – искусанные, покрасневшие, – алеют ярким пятном.
– Клеменс моя дочь, Мэйв, – говорит Серлас. – Не трогай ее.
* * *
Клеменс кидается к Теодору мимо стеклянных витрин, полок с крошечными статуэтками и кривоногих стульев – кажется, все вещи в антикварной лавке вдруг ожили и встают у нее на пути. Теодор же с выдохом оседает, как дырявый воздушный шар.
Шон растворяется в темноте за пределами той реальности, где он все еще ее друг и помощник, а не взъерошенный мальчишка с ножом в руках. Шона в мире Клеменс больше не существует.
– Теодор! Нет-нет-нет, только не закрывай глаза!
Клеменс падает на колени, подавляя вопль, – ему сейчас гораздо труднее дышать, и не ей кричать от страха. По белой рубашке растекается алое пятно, но в сумраке антикварного магазина оно кажется черным, будто вместо крови в теле Теодора чернила, смола, застывающая лава из жерла вулкана.
Зажать рану, не дать ему потерять слишком много крови, дождаться врачей. Вызвать «скорую». Вытащить нож. Нет, не так! Все не так, все надо сделать наоборот! Какая же ты дура, Клеменс!
Не выдержав, она всхлипывает – вместе со слезами наружу рвется паника.
– Теодор! Я сейчас, сейчас…
Вызвать «скорую», ему нужен врач. Кто-нибудь, хоть кто-то , умеющий держать себя в руках, чья голова не пойдет кругом от вида крови. Клеменс с трудом заставляет себя смотреть в лицо Теодору и не опускать глаз ниже. Страшно, Боже, как страшно. Он выглядит бледнее своей светло-голубой рубашки.
Он открывает глаза.
– Никуда не звони, – говорит он. – Просто помоги мне.
– Как?
Теодор тяжело дышит.
– Расстегни рубашку. Нужно вытащить нож.
Он слишком спокоен. Клеменс слушается его только потому, что он спокоен: смотрит прямо, не стонет, несмотря на то что лицо блестит от испарины, как же ему, должно быть, больно, а она будто разваливается на части, ломается, не чувствует ни рук, ни ног. Ничего.
Они справляются вдвоем: Клеменс кое-как расстегивает нижние пуговицы, Теодор – медленно – верхние. Нож застрял между одиннадцатым и десятым ребром. Стараясь не дышать, Клеменс сдвигает мокрую от крови ткань рубашки. Рукояткой ножа служит фигурка идола, подобного статуям с острова Пасхи.
– Тут у тебя… – заикается Клеменс. – Боже, у тебя ребра сломаны.
Три нижних справа – ложные, это ложные ребра, costae spuriae , и зачем она сейчас об этом вспоминает? – торчат под неправильным углом, это заметно под кожей, и вокруг…
– Клеменс.
…Гематома, или же ткани отмирают, или…
– Клеменс, посмотри на меня.
Она не может отвести взгляд от его изувеченного тела.
Теодор втягивает воздух через стиснутые зубы и медленно поднимает руку, чтобы дотянуться до замершей Клеменс и коснуться ее кончиками пальцев.
Она вздрагивает. Кожа у него горячая-горячая, по венам течет не кровь, а лава.
– Сейчас ты встанешь, – сипло говорит Теодор, – дойдешь до лестницы, поднимешься наверх… – Клеменс мотает головой. – Нет, ты сможешь. Поднимешься наверх и найдешь комнату Бена. Клеменс!
Ее руки живут своей жизнью и хватают упавший на пол смартфон. Выпачканные в крови пальцы скользят по экрану, оставляя на стекле бурые штрихи.
– Нет.
Теодор успевает накрыть ее руку своей – почему так много крови, откуда? – и качает головой.
– Нет, мы не станем вызывать медиков.
– Тебе нужна помощь!
Голос Клеменс крошится и звенит, точно хрустальный ангелок, которого сжал в пухлой руке неуклюжий мальчишка.
– Не их. Твоя.
Они смотрят друг на друга – истекающий кровью мужчина и дрожащая бледная девушка. Клеменс зажмуривается и кивает.
– Хорошо.
Бояться нельзя, только не теперь. Клеменс вскакивает на ноги – голова идет кругом, стены норовят навалиться прямо на нее и погрести под собой.
– Найдешь комнату Бена, – повторяет Теодор, – там, на полке в шкафу, стоит голубой контейнер из-под «Лего».
Что?
– Принеси его.
Клеменс ни о чем не спрашивает. Теодор сошел с ума, и она тоже, раз слушается его указаний, а не звонит врачам. Теодор сошел с ума и умрет от потери крови, если она ему не поможет.
Читать дальше