Ксения Хан - Хозяин теней [litres]

– Только вытащить лезвие? – заикаясь, спрашивает она. – А зашивать…

– Не нужно. Само срастется.

Если раньше Теодор и казался ей сумасшедшим, то теперь в ее глазах он попросту идиот. Но Клеменс слишком занята, чтобы обращать внимание на его глупые речи.

– А вдруг заражение, – бормочет она и поднимает на него заплаканные глаза. – Есть спирт?

Если бы у него хватило сил, он бы рассмеялся. Но получается только слабый выдох:

– В письменном столе у входа. В нижнем ящике.

Клеменс кивает и вскакивает на ноги. Сквозь глухой стук крови в ушах Теодор слышит топот ее легких ног. Она пробегает мимо телефонного аппарата, с которого могла бы позвонить в «скорую». Гремит ящиками стола. Чертыхается, ругается по-французски. И возвращается обратно – не обращая внимания на телефон.

Умная девочка.

– Будет больно, – говорит Клеменс, садясь перед ним с бутылкой виски в одной руке и скальпелем – в другой. Теодор кивает. Можно, Клеменс. Тебе можно.

Она вздыхает, откупоривает бутылку зубами, как капитан замшелого пиратского судна, кидает пробку на пол, и та закатывается под кресло. Теодор едва заметно кивает. Клеменс, вздохнув, щедро поливает рану виски.

Боль обжигает. Атлас стонет – и с облегчением замечает, как голова проясняется и крики горожан, эхом звучащие в подсознании, затихают. Становится легче дышать.

– Плесни на скальпель, – выдыхает Теодор. Клеменс послушно обливает инструмент, замирает, словно о чем-то вспомнив, и вдруг, целуя горлышко бутылки, делает несколько быстрых глотков.

Смех раздирает ему грудную клетку.

– Правильно, – кашляя, говорит он. – А теперь – режь.

Чтобы вытащить лезвие, одного надреза не хватит. Они оба это понимают, но Клеменс все равно молча смотрит ему в лицо и боится опустить взгляд ниже.

– Давай, – подбадривает Теодор. – Это не страшно.

– Будет больно, – повторяет Клеменс.

– Да, но это ничего не значит. Я привык к боли.

Зажатый в ее руке скальпель дрожит все сильнее. Клеменс закрывает глаза, отворачивается, мотает головой. Тяжело и глубоко дышит.

– Пожалуйста , Клеменс, – говорит Теодор. Кровь шумит в ушах и вновь перерастает в гул – это грохочет ночная площадь маленького Трали, ведьму ведут на костер.

Под ропот горожан – недовольных, сердитых, злых – из погреба паба «Кабаний рог» выводят сперва Нессу. Бледную, уже почти неживую и молчаливую. Она прячет глаза от людей, с которыми делила порой еду и воду, которым помогала в трудную минуту, носила в город целебные травы, способные прогнать хворь. Только они обо всем позабыли, едва им предоставился повод свалить все беды этого лета на беззащитную женщину.

За ней, споткнувшись, падает под ноги толпе Серлас. Тонкая рубашка его порвана на одном плече и открывает синеющий след от тяжелого кулака Киерана. Спина его в грязи, хлопковые штаны из серых превратились в черные и тоже зияют прорехами. Он поднимается с колен и ступает босыми ногами по холодным камням базарной площади, и дергается от треска факелов в руках сына кузнеца, мельника и старика Джошуа.

– Ведьма, – раздается с обеих сторон живого коридора. Нессу, связанную по рукам, ведет впереди Дугал, и тень его огромной фигуры скачет по лицам зевак.

– Ведьма, – шепчутся женщины, их мужья вторят им эхом.

Серласа подталкивает перед собой кузнец Финниан.

– Будешь дергаться, – пробасил он еще в погребе, снимая с его запястий оковы, – и тебя убьют.

Если бы его смерть спасла любимую женщину, он бы с радостью принял ее.

– Она невиновна в смерти Ибхи, – слабым голосом повторяет Серлас – просит даже. Его никто не слышит, недовольный ропот горожан нарастает, как приближающийся гром. Только молний не видно, небо ясное и звездное, с полной луной, которая ярко освещает монету площади. В центре ее, точно напротив ратуши с одной стороны и дома судьи – с другой, уже поставили колесо со старой мельницы, истлевшее и почерневшее, изъеденное трутнями, настелили соломы, натаскали сухой травы.

– Забирайся, ведьма, – рычит Дугал. – Твое ложе готово.

– У нее есть имя! – из последних сил кричит Серлас. – У нее есть имя, и ты его знаешь, Конноли! Она спасала твою младшую сестру от простуды три десятка раз! Как можешь ты!..

Договорить ему не дает кулак Финниана: кузнец обрушивает его на спину Серласа с такой силой, что выбивает из него весь дух. Закашлявшись, Серлас падает на колени; ноги подгибаются и не держат, руки не слушаются.

– Несса!..