Мэделин Ру - Истории из приюта [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Мост… Я видел, что они едут за мной .

Оливер подъехал, насколько это было возможно, остановившись в полумиле от дамбы. Он видел, как на дороге собирается пробка. Водители не подчинялись указаниям офицера, стоявшего под ливнем и жестами показывающего, чтобы машины разворачивались. Еще один кортеж полицейских машин начал перекрывать движение, пытаясь направить поток на другую сторону, чтобы никто не приближался к той полосе на мосту.

У Оливера перехватило дыхание задолго до того, как он успел заглушить двигатель. Ему удалось разглядеть за пробкой остатки старого белого пикапа. Его отбросило к ограждению дамбы, одно колесо опасно балансировало на краю моста – в паре сантиметров от того, чтобы упасть в озеро.

Оливер бросил машину на дороге, даже не закрыв дверь. В лужах ожили отражения вспышек, на тротуаре зажглись неоново-красные огни, которые все равно не могли соревноваться с темнотой затянутого тучами неба. Полицейский, направляющий поток транспорта, не заметил, как Оливер приблизился к желтой ленте ограждения и, наклонившись, прошел под ней. Под ногами хрустели кристаллические осколки стекла, отражающие красные вспышки мигалок.

Оливер пытался обмануть себя, что это какой-то другой пикап. Конечно другой! Ни в чем нельзя быть уверенным, пока не убедишься наверняка. Ничто не могло убедить его, что это отцовский пикап, пока не появились неоспоримые доказательства. Это было просто совпадением! Но он все равно не мог нормально дышать. Сердце знало то, чего разум не мог принять.

– Эй, парень, тебе нужно вернуться в свою машину. – Его перехватила офицер полиции, высокая стройная женщина с большими, полными сочувствия глазами и пшеничными волосами. Она чуть наклонилась и заглянула ему в лицо. – Эй, ты меня слышишь? Что я только что сказала?

– Мой папа… – пробормотал Оливер, глядя мимо нее. – Это… это машина моего папы.

– Что? Ты уверен? – Она повернулась и посмотрела на пикап, потом на машины скорой помощи и пожарных, остановившиеся поперек дороги. – Мне нужно взглянуть на твои документы, парень.

Оливер вытащил портмоне из кармана джинсов и передал ей. Потом отдал еще и ключи от машины. Ему было трудно держать что-то в руках. Женщина занялась документами, а Оливер пошел вперед, словно не мог контролировать собственные движения: покореженный автомобиль притягивал его словно магнитом. Что-то клейкое прилипло к его ботинку. Оливер покрутил ногой, но не мог оторвать это. Он остановился, глядя, как трое промокших пожарных отрезают и выламывают смятую дверцу пикапа.

Как они называют эту штуку? Челюсти жизни? 12 12 Челюсти жизни – гидравлический инструмент для разрезания машин, попавших в аварию.

В поле зрения вдруг очутилась бледная обмякшая рука, лежащая на том, что осталось от пассажирского сиденья. Замерцали вспышки. Мигалки сирен вокруг него мигали и мигали, окрашивая руку то в синий, то в красный цвет. Офицер у Оливера за спиной быстро говорила что-то в рацию. Она вызывала подмогу: больше людей, больше помощи, ради бога, здесь сын этого мужчины, может, кто-нибудь наконец подойдет?

Кто-то схватил Оливера за руку. Та самая женщина.

– Это мой папа, – сказал Оливер, пытаясь вырваться. – Это мой папа!

Его охватила паника, но женщина не отпускала. Ей на помощь бросились еще двое полицейских, которые держали его, а к белому пикапу спешили врачи неотложной помощи со сложенными носилками.

Оливер уже не понимал, что кричит. Просто знал, что кричит. Он не понимал, что видит, как его отца вытаскивают из машины по частям.

Его увели. Увели силой. Он промок насквозь и замерз, но не чувствовал этого. Горло болело от крика. Полицейские посадили его в заднюю часть скорой и укутали сухим коричневым одеялом, но руки Оливера дрожали так, что он не мог даже придерживать его.

– Как ты узнал, что это произошло здесь? – мягко спросила офицер. Они все стали очень добры, когда он перестал кричать.

Оливер не ответил. Какая разница? Он не смог спасти отца, и было бессмысленно раздумывать о причинах. Он пожал плечами.

Оливер водил ногой по тротуару, пытаясь оторвать чертову липкую штуку, все еще приклеенную к его кроссовке. Внезапно это стало единственным, что было достойно его внимания. Как оно посмело? Как что-то посмело раздражать его в такой момент? Как кто-то посмел прикасаться к нему, смотреть на него и спрашивать о чем-то?