Вадим Дмитриев - Чёрные лебеди

Следуя королевскому приказу, в городе оставили лишь провиант. Портовые склады ломились от запасов провизии, и это означало одно — отакийцы пришли надолго.

К утру седьмого дня, когда согласно закону об откупной неделе грабежи и разбой прекратились, некогда процветающий Оман представлял собой жуткое зрелище. Пепел догорающих пожаров укрывал грязный снег на мостовой. В опустошенных лавках и тавернах торговой площади пронзительно завывал ледяной ветер. Трупы горожан подводами вывозились за городскую стену и сбрасывались в вырытый в поле ров. Плачь осиротевших детей, вдовий вой, лай собак, обезумевших от запаха крови и гулкий монотонный набат портовой часовни. Колокол бил всю неделю, отпевая мертвых и наводя ужас на живых.

Городскую набережную оцепили отакийские войска. Рослые загорелые воины в белых балахонах и теплых меховых накидках молчаливой стеной ограждали полумертвый город от походной королевской резиденции. Их пики, устремлённые вверх плотным частоколом отточенных клыков, зловеще таращились в чёрное от копоти небо. Поглядывая из-за угла на шеренгу солдат, Дрюдор отметил их отменную выправку. От строя веяло железной дисциплиной и смертью.

Наконец, сержант выбрался на свет. Шесть жутких дней, пока длился зверский погром, он без еды и сна прятался в подвале сожженного постоялого двора, слыша, как кричат и молят о пощаде умирающие. Когда же вакханалия стихла, со словами: «Уж лучше сдохнуть от меча, чем от жажды» он выбрался из укрытия.

Нестерпимо хотелось есть. Но еще больше хотелось вина. Сняв с начавшего вонять трупа длинный походный плащ, укутавшись в него с головой он, скрываемый вечерними сумерками, направился к набережной в поисках воды и пищи. Лишь увидев лагерь отакийцев, понял — направление выбрано неверно. Изнеможенный он сполз по стене в талую лужу, да так и застыл, не в силах подняться.

Все казалось пустым и ничтожным. Как же он устал и обессилел. Может, пришло время платить по счетам? Сейчас бы выйти на Портовую площадь, подойти к шеренге смуглых красавцев-воинов, достать из-под снятого с мертвяка плаща разделочный топор, некогда принадлежавший другому мертвяку и… Солдат увидит его, привычно вскинет лук, умело натянет тетиву, и длинная с кроваво-красным оперением отакийская стрела насквозь пронзит худую, впалую грудь бездомного пьяницы, носившего в свое время гордое звание сержанта-наёмника. Наконец, он станет таким же мертвяком, как и остальные. Так закончится этот кошмар, который принято называть жизнью.

Он потянулся вверх, пытаясь подняться. Пододвинулся к углу стены, глянул через плечо — смерил расстояние до шеренги южан. Всего лишь два десятка шагов никчемной бесполезной жизни отделяло его от желанной свободы и вечного покоя. Он покачал головой — эти шаги еще надо суметь сделать. Без вина вряд ли удастся. В последнее время многое в его жизни зависело от того, держит его рука кружку с пойлом или нет.

— Это никуда не годится. Мне определенно надо выпить, — скрежеща зубами, гневно прошептал Дрюдор, опускаясь на четвереньки.

Он по-собачьи пополз вдоль улицы подальше от набережной, прислушиваясь и принюхиваясь к окружающему пространству. Где-то в разоренных трактирах обязательно должен заваляться хоть один кувшин того дешевого пойла, которое всегда любили оманские матросы и сидящие у них на коленях безотказные портовые шлюхи.

Его внимание привлекли глиняные черепки рядом с выломанной дверью. Осколки явно принадлежали когда-то большому винному кувшину. Сержант поднялся и, опасливо озираясь, вошел в пустую харчевню.

Лунный свет сочился сквозь выбитые окна, вырывая из мрака бесформенную груду перевернутых столов и лавок, толстый наст из битой посуды на полу, пятна засохшей крови на стенах и в темных углах.

Он прищурился, всматриваясь в темноту. Впереди кухонная дверь, рядом лестница, ведущая вниз.

«Подвал или винный погреб», — оживился, потирая вспотевшие ладони.

Стараясь не скрипеть ветхими ступенями, осторожно спустился вниз. Впереди чернел коридор с полукруглым потолком, в конце которого просматривались очертания низкой железной двери. Пригнувшись, чтобы не удариться, он на ощупь добрался до двери. Толкнул ее, входя внутрь. В лицо ударила волна спертого подвального духа, пропитанного соленьями, гнилыми овощами и старой плесенью.

Он скорее почувствовал, нежели заметил едва уловимое движение в углу. Услышал монотонное сопение и приглушенные тихие стоны. Мерцание тусклой свечи оставляло на стенах хаотично движущиеся тени, вырванные из темноты.