Елена Арсеньева - Черная карта судьбы

Зал испустил единодушный вопль — и онемел от изумления.

Лиза вцепилась в ручки кресла. Хотелось бежать, бежать отсюда, но она не могла сдвинуться с места.

Ужас заставил ее окаменеть!

Она не верила своим глазам — вернее, не желала верить. Несколько раз зажмурилась, по-детски надеясь, что страшное зрелище рассеется как туман, развеется как дым, но эта женщина со светлыми волосами, облепленная монетами, не хотела исчезать.

Не хотела исчезать?

Не хотела умирать!

Нет, не может быть…

Мила Павловская. Светлые волосы. Темные глаза. Это не может быть та, которая… о которой так страшно вспоминать.

Ту звали иначе! У нее были темные волосы и голубые глаза!

Лиза цеплялась за эту мысль, чувствуя, что только она способна удержать от панического вопля и бегства. Если она встанет… если та женщина увидит ее и узнает…

«Ты с ума сошла? — увещевала себя Лиза. — Она вообще загипнотизирована. Она не увидит тебя, она ничем не сможет тебе навредить!»

«Загипнотизирована? — послышался ей чей-то панический крик… возможно, крик ее ужаса. — Загипнотизирована, она?! Смотри!»

И Лиза вдруг увидела, как отрешенное выражение на миг соскользнуло с лица Милы Павловской и ее рот изогнулся в издевательской ухмылке. Казалось, она сдернула было с лица маску безучастной покорности — но тотчас натянула ее снова.

Никто не заметил этого, кроме Лизы.

И она поняла, почему эта женщина назвалась именно Милой Павловской…

Это было так очевидно!

Почему она не догадалась раньше, когда еще можно было скрыться самой и увести Вячеслава?! А теперь останется только снова вступить в битву, которую Лиза уже считала выигранной.

Напрасно! Всё только начинается!

Между тем Каширский взмахнул руками, и блондинка повторила этот жест.

В то же мгновение с запястья гипнотизера сорвался, сам собой расстегнувшись, браслет с часами и повис на запястье Милы Павловской. И вот уже к ней полетели часы и часики, браслеты, цепочки и даже кольца, которые только что принадлежали зрителям с первых рядов.

— Да это грабеж! — завопил кто-то в зале, и Каширский, словно спохватившись, резко опустил руки.

То же сделала и Мила Павловская. Сейчас же вихрь металла, рвавшийся к ней, потерял свою силу, и все предметы попадали на пол, на колени к сидящим, между креслами. Монеты, облепившие тело Милы Павловской, со звоном свалились на пол, раскатились по сцене.

Поднялась суматоха! Кто-то пытался отыскать между креслами свою пропавшую вещь, кто-то отнимал ее у соседа, который решил, что если чужие часы или перстень упали к нему на колени, значит, они теперь принадлежат ему.

Каширский пытался успокоить людей, подобрав улетевший к Миле микрофон, однако тот, похоже, испортился, потому что ни слова не было слышно. Загипнотизированные люди, остававшиеся на сцене, растерянно мотались из стороны в сторону, еще не вполне выйдя из транса, который, впрочем, утратил прежнюю силу, а Мила Павловская…

Она стояла на краю сцены и хохотала, так и заходилась, просто-таки корчилась от смеха, глядя в зал. Невыразимое презрение и наслаждение происходящим — эти два выражения сменялись на ее лице, и Лиза окончательно уверилась в том, что была права.

Светлые волосы — это парик. Глаза стали темными благодаря линзам.

Это она.

Кошмар воскрес!..

Но вдруг Лиза заметила, что чудовище перестало хохотать и уставилось на того самого седобородого человека в синей куртке, который раньше сидел позади Лизы и Вячеслава, а потом устроился на ступеньках неподалеку от сцены.

Теперь он стоял выпрямившись и смотрел на Милу Павловскую. Потом поднял руку, и лицо чудовища исказилось ужасом.

Она узнала его! Лиза узнала тоже…

И в это мгновение из его руки вырвался огонь.

Странно — выстрела не было слышно. Или только Лиза не слышала его? Зато она видела — так ясно, так отчетливо, как если бы это происходило не в отдалении, а прямо перед ее глазами! — как в груди Милы Павловской образовалось отверстие с рваными, как будто обугленными краями, и оно становилось все шире, шире… Крови не было. Что-то черное кипело в глубине женского тела, жуткая тьма исходила из него, рассеиваясь в воздухе без следа, а тело все стояло, стояло, пока наконец не осело на пол грудой тряпья, увенчанного белокурым париком.

Лиза воздела руки — и почувствовала, что время останавливается. Это не продлится долго, она знала, но ей было нужно всего лишь несколько секунд.

Кинулась вниз по ступенькам и успела дернуть за руку остолбенелого стрелка, прежде чем зрители пришли в себя.