Елена Блонди - Карты мира снов [СИ]

И снова отталкивал неприятную, грозную своей неизвестностью мысль о происходящем, меняя ее на утешительную: Неллет совсем здорова. А думал — умрет. Так все было плохо. И Занука мчится впереди, вздымая хвост, оборачивается на ходу, как нетерпеливый человек.

Широкая улица осталась сбоку, и лунный свет остался на ней. В узком переулке, под нависающими крышами и козырьками домов, они перешли на быстрый шаг.

— Не касайся стен, — шепот съелся порывами ветра там, наверху, в листьях.

— Что? — Даэд как раз оперся рукой о каменную кладку и откачнулся, встряхивая ладонь. Кожа пылала, будто погладил раскаленную плиту.

А в голове возник черный комок, распух, мешая дышать и видеть, закупорил глотку и ноздри.

«Лежал тут. Так долго. Умирал долго. Любила. Так любила, и ждала смерти. Лежит тут. Всегда-всегда-всегда…»

Он увидел темную комнату, где все предметы стояли молча, черные, а один лежал. Не предмет, тело. Не тело — человек. Дышал с хрипами, распространяя вокруг себя волны удушливой вони. Стонал и плакал. А за стеной плакала женщина, сжимая кулаки и упираясь лбом в стену. Хотела войти, и — не могла. Тысячу раз получалось, и вот — не могла. Сил не осталось.

Великая Неллет!

Даэд не сказал этого вслух. Просто, как делали все, взмолился. В попытках справиться с чужим черным горем, слепленным из любви, беспомощности, смертельной усталости, яростного желания помочь. И такого же яростного желания призвать, наконец, смерть. А еще — стыд за свое желание.

Неллет схватила его руку, нещадно дергая, тянула вперед.

— Нельзя. Оно сожрет тебя. Выбирайся!

Ком в голове крутился, тяжелея, потом стал светлее и легче, рассыпался на исчезающие волокна. Осталась ужасная мысль: каждую ночь, да? Ей это каждую ночь? Между счастливыми беспамятными днями…

— Сам, — повторяла Неллет, ударяя подошвами в плиты, — держись сам. Занука занят. Ищет хозяйку.

С крыльца навстречу им почти свалилась растрепанная женщина, показалось — старуха, с патлами, висящими вдоль обнаженной грязной груди. Свет высокого фонаря осветил испачканные в черном руки. В распахнутой двери плясал яркий огонь, языки вырывались следом за обожженной фигурой. Еле слышался детский плач.

Даэд рванулся к высокому крыльцу. Но Неллет крепко держала его руку.

— Нет! Это давно. Случилось давно. Не сейчас.

— Ты слышишь? Надо помочь!

Ребенок плакал все громче, вдруг вскрикнул и дальше — треск горящего дерева, пламя во весь проем, языки к равнодушному фонарю.

Даэд затряс головой, боясь дотронуться до лица. Казалось, в глаза плеснули кипятком.

— Мы не поможем. Быстро!

Они бежали дальше, и он старался не прикасаться к стенам. Не смотреть на окна, не слышать стонов, возбужденных споров, иногда — грубых окликов и страшного смеха. Молчаливые дома тоже стали пугать его. Не все горести звучат громко. Что там, внутри…

Теперь они пробегали просторный парк с большими полянами ровной травки. Серебро луны мягко ложилось под ноги, растекаясь короткими волнами.

— Я думал… чудовища. Самое страшное.

— Да. Нет.

Среди темных деревьев стояла настороженная тишина, подчеркнутая шумом, что доносился из жилых кварталов. Даэд пытался сообразить. Они, кажется, так долго бегут. Но башня так далеко. Как далеко? Витки и уровни небесной Башни тоже почти бесконечны, но там все привычно измеряется количеством шагов, а не дальними ориентирами. Здесь не было сил считать шаги, а черточка кирпичной башни выглядела из окна такой маленькой.

Впереди светили огни, там начинались жилые кварталы, и Даэд, не желая того, замедлил шаги. Отчаянно хотелось оказаться где угодно. Только не попадать снова в это средоточие человеческих горестей. Но им нужно как раз туда.

— Как? — задыхаясь, не удержался от вопроса, — как они живут? Со всем этим? Что, днем совсем не помнят?

— Умом нет. Но тайная память. Она всегда внутри.

Неллет замолчала, стоя перед небольшой шестиугольной площадью. Из тени внимательно осматривала пустое пространство. Потом добавила:

— Тени от идеального счастья высокородных не дают забыть. Смягчить память. Многие сходят с ума, — она горько и коротко рассмеялась, — прямо посреди дневного счастья. Пойдем.

Они устали бежать и шли теперь быстрым шагом, огибая группы то ли теней, то ли людей, охваченных яростью и скорбью. Большой силуэт кинулся наперерез, вздымая мощные руки, захохотал, пытаясь схватить Неллет за волосы:

— С-сука. Иди к папочке, тварь.

Даэд пихнул нападавшего, отпрыгнул, толкая Неллет. И на бегу согнулся, выблевывая с кусками съеденных пирожков чужую безумную похоть и жажду убить.