Линкольн Чайлд - Багровый берег [litres]

Где Пендергаст?

Где Пендергаст?

Констанс поднялась и закричала:

– Алоизий! Алоизий!

Она напрягла зрение, вглядываясь в ослепительную оранжевую поверхность моря… и тут увидела бледное лицо Пендергаста. Он качался на волнах прямо за зоной образования буруна, еле двигая руками.

– Алоизий!

Констанс сделала несколько осторожных шагов в воду. Пендергаст отчаянно боролся, пытался плыть, но он ослабел и был серьезно ранен, и поток быстро уносил его от берега.

– Алоизий!

Словно в тумане, она услышала собачий лай.

Моракс рухнул в кровавый прибой.

Хотя Констанс не умела плавать, а разорванное тяжелое платье затрудняло ее движения, она, спотыкаясь, вошла в надвигающуюся волну, пытаясь подобраться к борющемуся Пендергасту.

– Остановите ее! – раздался голос сзади.

Внезапно по обе стороны от нее появились люди. Один дюжий человек ухватил ее за плечи, другой – за талию. Она попыталась вывернуться, но они поволокли ее прочь от прибоя.

– Отпустите меня! – закричала она.

Мужской голос произнес:

– Вы ничего не сможете сделать.

Она сражалась, выкручиваясь и визжа, как банши [36] Банши – в ирландской мифологии женский дух, извещающий о смерти члена семьи истошными воплями и криками. .

– Вы что, не видите его? Он слишком слаб, он не может плыть!

– Мы видим его. Мы вызвали спасательную лодку.

Констанс стала вырываться, но противники были сильнее.

– Он тонет! Бога ради, спасите его!

– В такой прибой никто не может войти! – прозвучал тот же мужской голос.

– Трусы!

Она попыталась броситься в воду, но появились другие люди и, несмотря на ее бешеное сопротивление, сумели оттащить ее от накатывающих на дюны волн. На помощь противникам Констанс пришли еще четверо в военной форме. Все вместе они скрутили ее, как она ни билась, ни плевалась, ни пиналась.

– Я убью вас! Отпустите меня!

– О Иисус, ну и тигрица! Не могу поверить: с полдюжины мужиков не в силах ее удержать!..

– У нас нет на это времени. Давайте аптечку.

Они уложили ее на песок. Лишенная возможности двигаться, она лежала лицом вниз, как будто пригвожденная, пока не почувствовала холодную иглу, входящую в ее бедро сзади… и все уплыло куда-то вдаль, стало каким-то странным.

Ноябрь

Проктор беззвучно распахнул двойные двери библиотеки, впуская миссис Траск с серебряным подносом, на котором стоял чайный прибор.

Погруженная в полумрак комната освещалась только затухающим огнем из камина. Перед камином в «ушастом» кресле Проктор видел неподвижную фигуру, трудно различимую в слабом свете. Миссис Траск подошла к фигуре и поставила поднос на приставной столик возле кресла.

– Я подумала, что вы не откажетесь от чашечки чая, мисс Грин, – прозвучал заботливый голос.

– Нет, спасибо, миссис Траск, – тихо ответила Констанс.

– Ваш любимый. Жасминовый. Первый сорт. А еще я принесла мадленки. Испекла их сегодня днем – я знаю, как вы их любите.

– Я не особо голодна, – ответила Констанс. – Спасибо вам за заботу.

– Я оставлю их на случай, если вы передумаете.

Миссис Траск улыбнулась по-матерински, повернулась и направилась к двери. Когда она подошла к Проктору, улыбка исчезла с ее лица, уступив место озабоченному выражению.

– Меня не будет всего несколько дней, – сказала она ему вполголоса. – Моя сестра возвращается из больницы к следующему уик-энду. Вы уверены, что справитесь?

Проктор кивнул, проводил ее взглядом – она торопливой походкой удалилась в кухню – и снова перевел взгляд на фигуру в кресле.

Прошло две недели с того дня, когда Констанс вернулась в особняк на Риверсайд-драйв, 891. Она появилась мрачная и молчаливая, без агента Пендергаста и без всяких объяснений случившегося. У Проктора ушло немало времени, терпения и сил, чтобы уговорить ее рассказать о произошедшем. Даже теперь в этой истории было мало смысла, и он не был уверен в том, что же произошло на самом деле. Но он точно знал, что огромный дом в отсутствие Пендергаста изменился – изменился коренным образом. Как и Констанс.

Вернувшись из Эксмута, она на несколько дней заперлась в своей комнате, принимая пищу лишь после долгих уговоров и с большой неохотой. Когда она наконец вышла из своего заточения, то показалась совсем другим человеком: исхудала, стала похожа на призрак. Проктор всегда знал, что она человек хладнокровный, сдержанный, владеющий собой. Но в последующие дни ее настроение постоянно менялось: она то пребывала в апатии, то вдруг наполнялась беспокойной, бесцельной энергией и ходила по холлам и коридорам, словно искала что-то. Она потеряла всякий интерес к своим занятиям, которые так увлекали ее прежде: составление родословной семьи Пендергаста, антикварные исследования, чтение, игра на клавесине. После нескольких визитов озабоченных лейтенанта д’Агосты, капитана Лоры Хейворд и Марго Грин она перестала кого-либо принимать. И еще она словно постоянно была начеку – Проктор не мог бы иначе описать ее состояние. Оживлялась она только в тех редких случаях, когда звонил телефон или когда Проктор приносил почту из ящика. Он понимал, что она постоянно ждет весточки от Пендергаста. Но никаких сообщений от него не приходило.