Сергей Матросов - Ловец снов

Было уже поздно, когда в дверь к Стрельцову тихо постучались. Увлёкшись своей работой, Виктор Иванович, от неожиданности вздрогнул и скривился, как будто разжевал кислый лимон.

— Кого это на ночь глядя? — Закрыв толстую тетрадь, он с сожалением отодвинул её в сторону и громко сказал: — Войдите.

Дверь не спеша открылась, и в проёме двери Стрельцов увидел не знакомого человека. Про себя подумал, что чудеса за этот день ещё незакончены и уже с интересом посмотрел на человека одетого в дорогой серый костюм, идеально выглаженную сорочку под широким стильным галстуком. Тот подошёл к дубовому древнему столу, за которым сидел профессор, улыбнулся и как-то по-военному склонил голову, не отводя глаз от профессора.

— Добрый вечер, Виктор Иванович. Вы уж извините, что так поздно, но служба понимаете ли.

Стрельцову стало не хорошо от тревожных предчувствий. Он указал рукой на кресло по другую сторону стола и осторожно спросил:

— Простите, чем обязан? Вы собственно кто?

Незнакомец улыбнулся, запустил левую руку за полу пиджака и выудил на свет красненькую книжицу, открыв которую, чётко по-военному отрапортовал:

— Полковник федеральной службы безопасности Корзун Александр Григорьевич.

Стрельцов от удивления даже не заглянул в открытую красную книжку.

— Простите… А вы случаем не внук того Корзуна, что работал с Бокием и Барченко?

Улыбка не сходила с лица полковника.

— Если бы вы знали, сколько раз мне задавали подобный вопрос? В отделе кадров я даже попросил добавить в своём удостоверении приписку, что я не внук и не сын того Корзуна. — Он спрятал удостоверение в карман и уселся в предложенное профессором кресло. — А почему вы спросили об этом, можно поинтересоваться?

Начинает издалека. Стрельцов уже начал догадываться по какому поводу этот полковник объявился у него в кабинете.

— Да собственно меня больше интересует академик Бехтерев Владимир Михайлович, который в то время косвенно был связан с упомянутыми мной людьми.

Корзун с пониманием кивнул головой.

— Как же понимаю. По сути, вы коллега покойному академику и продолжаете его дело. Я не прав?

Профессор пожал плечами. Настроение резко упало и хотелось только одного — поскорее оказаться дома.

— Ну, не только его. Хотя вы в чём-то правы.

— Конечно, прав. — Корзун заёрзал в кресле, почувствовав, что ухватил за невидимую ниточку воздействия. — Вы же изучаете деятельность мозга в неординарных условиях? Скажем так, при воздействии на него телепатии, гипноза, или прямо говоря зомбировании объекта?

— Зомбированием, как раз и занимался Барченко. Бехтерев же изучал механизмы психических процессов. Это область нейрофизиологии, а я всего лишь нейрохирург. Чувствуете разницу?

По лицу чекиста было видно, что не чувствует. Его интересовало нечто другое. Корзун опять заёрзал в кресле, кашлянул в кулак, как бы готовясь начинать разговор, для которого он и пришёл к профессору и, наконец, пристально посмотрел профессору в глаза.

— Скажите, Виктор Иванович, тот человек, что находится сейчас в ожоговом центре у Сухова, — было видно, что Корзун тщательно подбирает слова для своего вопроса, — он вполне адекватен?

Стрельцов удивлённо посмотрел на полковника.

— Я не совсем понял вашего вопроса. Что значит адекватен?

И тут Корзун выдал такое, что у профессора в один миг изменилось отношение к незваному гостю.

— Когда днём вы разговаривали с этим погорельцем в присутствии Сухова, вам не показалось, что этот непонятно откуда взявшийся человек не совсем тот, за кого себя выдаёт?

Вот так дела. Не уж-то Коленька заложил? Хотя вряд ли. Сдался ему этот погорелец. Пока вся эта возня вокруг него не совсем понятна, не стоит всего говорить полковнику. Мысли со скоростью товарного поезда пронеслись в его голове, после чего Стрельцов ответил:

— Да разговора собственно и не было. Больной пришёл в себя, но как оказалось совсем ненадолго. Если считать его бред адекватностью, то думаю нужно подождать какое-то время, что бы он пришёл в себя окончательно, а потом установить его психическое состояние.

Корзун не сдавался.

— Вы не припомните, что он всё-таки говорил, когда бредил?

Полковник начал утомлять профессора.

— Чтобы он не говорил, это всё плод его воспалённого воображения. В таких случаях, слова не имеют ни какого значения. Да я и не помню.

Стрельцов отвёл глаза от колючего взгляда Корзуна и тем выдал себя с головой. Полковник был психологом высшего класса. Он улыбнулся, понимая, что ему говорят не всю правду и теперь хотел удостовериться, что это делается специально.