Елена Арсеньева - Ведьмин коготь [litres]

(Нескольких страниц нет)

Сырьжакенже, наши дни

– Помогите мне вылезти! – прошептала Женя, и Трапезников, усевшись верхом на выворотень, вытащил ее.

Затем они осторожно сошли на землю, не размыкая сцепленных рук. Переглянулись – и крепко прижались друг к другу. В теплоте своих тел, бешеном сердцебиении они искали подтверждения того, что в этом мороке, который преследовал их неотвязно, осталось что-то живое, человеческое, объяснимое простыми словами: вот мужчина, вот женщина, им страшно, им холодно от ужаса, но объятия их согревают и успокаивают. Но только почему кажется, что во всем мире их только двое и доверять они могут только друг другу?.. От этого страшно, тревожно и в то же время счастливо. Руки дрожат от страха, а сердца – от счастья.

– Что это было, что? – пробормотал Трапезников, утыкаясь лицом в растрепанные волосы Жени. – Как ты догадалась? Я думала, Гарька свой!

– Он был там, в сквере, вместе с Верьгизом, – шепнула в ответ Женя. – Еще с ними был Михаил, но он от меня отворачивался, наверное, надеялся, что я его не узнаю. А Гарька меня держал, но, видимо, плохо, вот Верьгиз и скомандовал: «Держи ее руки, карь!» Помнишь, как он вдруг хрипеть начал? Наверное, испугался, что я его по голосу узнаю. А я узнала, только когда он про змеюшек заговорил. Еще когда там, в сквере, о них упомянул, я поняла, что и без Михаила, и без Верьгиза тут не обошлось, ну а когда еще и Гарька о них недавно снова ляпнул, я поняла, что надо приготовиться ко всяким неожиданностям. Понимаешь?

Трапезников кивнул не слишком уверенно, однако вдаваться в подробности времени не было. Когда-нибудь Женя ему все объяснит, а сейчас надо было спрашивать только о главном.

– Но как же ты могла понять, что он этот… оборотень? – выговорил с трудом, чувствуя себя так, словно пытался прошибить стену лбом. Вроде бы уже мог привыкнуть к тому, что начудесили здесь Верьгиз и иже с ним, но периодически так и хочется заорать: «Этого не может быть!» – Почему про колышек вспомнила?

– Помнишь, я говорила про дневник моей прапрапрабабушки? – прошептала Женя, по-прежнему утыкаясь лицом ему в грудь, и шевелящиеся губы гладили его сквозь майку так, что замирало сердце.

Чудно́, конечно… Ему бы, сердцу, от страха замирать, а оно замирает от волнения, словно бы никогда прежде не испытанного. Чудно́! И чудно…

– Там было кое-что про этих… карей, – продолжала Женя. – «Лютует человек против воли своей…» – Вздрогнула так, что чуть не выпала из объятий Трапезникова, отстранилась: – Потом расскажу. – Огляделась: – Господи… где это мы?!

Трапезников нехотя опустил руки, повел глазами по сторонам и тоже ахнул:

– Что это?! Как мы сюда попали? Мы же через лес шли!

– Какой лес, опомнись! Нас водило ! Эта тварь водила мимо деревни туда-сюда! – воскликнула Женя, и Трапезников наконец-то сообразил, что они перешли на «ты».

Вернее, перескочили. Перенеслись – точно так же, как из дремучего леса перенеслись вдруг на кладбище.

Да, это кладбище! Холмики просевшие, кресты покосившиеся, прогнившие дубовые колоды, торчащие из ям – не простых ям, а могил. Какой-то проклятый погост!

Вот именно что про́клятый, всеми забытый, окруженный покляпыми, покрытыми лишаем деревцами, сквозь которые плыл седой туман. Трапезникова мороз пробрал – вспомнилось, как совсем недавно он ночью пытался спастись на этом кладбище от Михаила Назарова, который просачивался сквозь рощицу, как этот туман, протягивал к Трапезникову руку, тряс кончиками пальцев и шелестел:

– Держи его, бабка Абрамец. Держи его!

А низенькая толстая старуха с распухшим уродливым лицом стояла невдалеке и участливо спрашивала Трапезникова:

– Устал, внучок? Да ты ляг, отдохни! – И гостеприимно показывала на свою могилу.

Да, это было то же самое кладбище, но, к счастью, сейчас ни Михаила Назарова, ни бабки Абрамец здесь не оказалось. Безлюдно. Тишина… такая невероятная, что лучшего эпитета для нее, чем гробовая, не подберешь!

– Странно, – прошептала Женя, и, как ни тихо звучал ее испуганный шепот, тишина от него трескалась, хрустела, будто тоненький ледок, на который неосторожный путник ступил всей тяжестью. – Почему нет Верьгиза? Неужели он от нас отстал? Не могу поверить! Не сомневаюсь, что Гарька нас сюда завел по его приказу! Надо уходить, да поскорее!

Смеркалось, но округа все еще хорошо просматривалась, и вот Трапезников разглядел на окраине кладбища, у самой рощи, две свежие могилы. Комья земли на них едва подсохли, вот почему было понятно, что здесь кто-то похоронен совсем недавно. В каждую могилу был воткнут колышек, расщепленный сверху, а в расщепы вложены несколько тонких-претонких ниток, чуть шевелимых слабым ветерком. Одни нитки были светлые, странного, как бы платинового цвета, а другие светло-коричневые.