– Что? – спросил Трапезников, сам не слыша своего голоса. – Хранительница Анна?!
– Знаешь ее? – покосилась на него бабка Абрамец. – Тебе ли не знать! – Мутные мертвые глаза обратились к его груди, и Трапезников почувствовал легкий ожог там, где под майкой приникал к груди серебряный образок.
– Митя, кто такой Митя? – воскликнула Женя тонким, рвущимся от волнения голосом. – Дмитрий Гроза?! Матушка Анна… О ней писал мой прадед в дневнике! [22] Об этом можно прочитать в книге Елены Арсеньевой «Наследство колдуна», издательство «Эксмо».
Как вы можете ее помнить?! Ведь когда это было?!
– Ютась несть, ютась неде икеле, сядо неть ютась, ват зярдо! [23] В прошлом году, в позапрошлом году, сто лет прошло, вот когда! (эрзянск.)
– буркнула бабка Абрамец. – Чего кричишь? На погосте только ветер причитает, а человек молчать должен! Накликала вот… Теперь берегитесь! Сейчас Ромка нагрянет. Эх, рано, рано ты из Лейне встала, мало узнала, много забыла! Но жаба тебя просто так не отпустит! Ей нужна сила содыця!
Она дернула веревочку, которой была перевязана ее палочка… в то же мгновение с палки соскользнула змейка и ввинтилась в разрытую землю, а потом там же исчезла и бабка Абрамец – словно и не было ее! А пряди волос, вьющиеся над колышками, которые торчали из двух свежих могил, вдруг затрепетали, заволновались, а потом протянулись вперед, свились тонкими струями и начали оплетать деревья, стоящие вокруг кладбища.
Слышалось Трапезникову или только хотелось слышать жалобное причитание: «Прости… прости…»? Так или иначе, но серебристая сеть постепенно смыкалась вокруг них с Женей… вот-вот сомкнется совсем!
– Бежим! – крикнул Трапезников, хватая Женю за руку и бросаясь в свободное пространство между деревьями.
Они уже пробежали несколько шагов, когда разом остановились, разом взглянули друг на друга, разом прошептали похолодевшими от страха губами:
– Кол! Мы забыли кол!
Осознав, что лишились единственного оружия, которое давало им преимущество в этом сражении, в реальность которого они никак не могли поверить, но все же сражались всеми доступными средствами, они разом обернулись, но плотная серебристая сеть уже полностью окутала кладбище. Вернуться было невозможно… вернуться туда – значило вернуться в смерть.
И вдруг они услышали вой – волчий вой, но не тоскливый, а торжествующий.
Вой волка-победителя!
Из дневника Евгении Всеславской
…признаки были для моей матушки, женщины пожившей и мудрой, совершенно очевидные, и даже я была кое о чем наслышана, в том числе о первых приметах, по которым можно определить, что женщина ждет ребенка. И все же если для матушки моей было достаточно Надиной утренней тошноты, отвращения к пище и обмороков, я основывалась не на этих признаках. Родители тряслись над Надей, как над хрустальной, убежденные, что она отправилась в наш путь в Саров, уже будучи в интересном положении, которому насчитывается не меньше двух месяцев, но мы-то с ней знали, что это было не так, мы-то с ней знали, что зачала она ребенка от Абрамца, не более чем неделю тому назад, и эти мгновенно обозначившиеся признаки выглядели угрожающими, как в сказке. Разве не вспомнишь тут Пушкина и его «Сказку о царе Салтане»: «И растет ребенок там не по дням, а по часам»?! Только у Пушкина описан был чудесный царевич, а здесь на память приходило чудовище!
Впрочем, я, конечно, молчала, потому что в доме Артемьевых воцарились счастье и покой. Степан слал из полка восторженные письма, суровая Надина свекровь смягчилась, родители ее сдували с дочери пылинки, и только мне было понятно, почему в глазах Нади затаилась тоска и страх.
И вот как-то раз прибежала ко мне ее горничная Василиса и принесла записочку, в которой моя подруга звала меня к себе на часок.
– Извольте непременно пожаловать, голубушка Евгения Александровна, – прошептала Василиса с фамильярностью, обусловленной нашим долгим знакомством и нежной моей дружбой с Надей. – Христом Богом прошу… неладно у нас с барышней! – Глаза девушки налились слезами, и тут такой страх меня вдруг обуял, что я кое-как накинула салоп и, едва дав себе труд сообщить родителям, куда спешу, убежала, даже не слушая ее заполошных восклицаний вслед.
Отец и мать Нади сидели в гостиной: он за газетой, она с вязаньем, однако видела я их только мельком: горничная, повинуясь приказанию своей хозяйки, провела меня прямиком в ее спаленку. Отворила мне дверь, пропустила в комнату, заглянула туда, громко всхлипнула и кинулась вон.
Читать дальше