Елена Арсеньева - Ведьмин коготь [litres]

Он чуть отстранился, взял Женю за подбородок, поднял ее лицо, склонился к нему и… нет, не поцеловал – впился в ее губы, как голодный, как умирающий от жажды! А потом начал ломать ее в объятиях, задыхаясь, постанывая, даже скуля от жадности, от острейшей, болезненной необходимости завладеть ею совершенно, полностью, подчинить себе без остатка – и в то же время рабски подчиниться ей.

Он чувствовал ее алчно скрюченные пальцы на своих плечах, на голове, она дергала его за волосы, а он никакой боли не чувствовал – только сильнее бился в нее, не в силах вспомнить, когда же, как же они открыли свои обнаженные тела друг другу, как и когда слились в жестоких и в то же время трепетных, нежных содроганиях, которые наконец-то истощили их до прерывистых, облегченных, постепенно затихающих вздохов.

Но сознание вернулось, наконец, и Трапезников сообразил, что держит Женю под бедра, а она оплетает его ногами. Они еще не разомкнули объятий, но их страстный порыв уже истощил их силы.

Они взглянули друг на друга почти испуганно, рассмеялись слабо, смущенно, кое-как расцепили объятия и смогли привести в порядок одежду.

Женя еле-еле держалась на подгибающихся ногах, Трапезников с трудом унял дрожь в руках.

– Ты с ума сошел, – слабо выдохнула Женя. – И я тоже.

– Мы вместе. Мы оба, – уточнил Трапезников, восхищенно улыбаясь и не стыдясь этой блаженной улыбки.

– Вы вместе, вы оба сейчас умрете, – вдруг словно выстрелил в них чей-то голос, и они только сейчас вспомнили, где находятся, и в первую минуту даже не поверили глазам, увидев Верьгиза, который стоял, скрестив на груди руки, и молча наблюдал на ними.

Из полумрака едва выступало его бледное лицо, а тело растворялось в тени, и не сразу можно было понять, что он по-прежнему обнажен. Черная шерсть сливалась с темнотой.

– Сырьжа кенже! – властно протянул он руку с раскрытой ладонью. – Ведьмин коготь! Ну?

Женя и Трапезников не издали ни звука.

– Если отдадите сразу, умрете легко и быстро, если нет – мои змеюшки , – он выговорил это слово с омерзительным, ехидным смешком, – сожрут вас изнутри и после страшных мучений от вас останутся только пустые оболочки, которые начнут скитаться по дорогам, нападать на прохожих, пить их кровь, надеясь насытиться ею, вернуться к жизни и вновь обрести человеческий облик, но все окажется напрасно, потому что мои змеюшки , – снова этот мертвенно-ехидный смешок, – не оставят вас в покое, и даже ты, – черные глаза блеснули на Женю, – не сможешь им помочь, потому что я все-таки отрублю тебе руки, как и собирался. Ну а потом сама знаешь, что будет с тобой. Ты тоже станешь пустой алчной упырицей, но прежде родишь мне сына. Раиса, держи ее!

Из темноты метнулась серая тень – это была Раиса, которая все же дала себе труд напялить очередной серый балахон. Она проворно обхватила Женю за плечи, рванула к себе и приткнула к ее горлу секач, который и Женя, и Трапезников мгновенно узнали. Это был тот самый секач, с которым Верьгиз напал на Женю!

«Ну и дурак же я был, что не подобрал его в сквере!» – подумал Трапезников, но тотчас сообразил, что Верьгиз все равно забрал бы свой секач, когда напал на него около дома бабы Маши.

Угрозы Верьгиза доходили до него как бы с запозданием: слишком внезапен оказался переход от вселенского блаженства к ужасу, мозг не справлялся с осмыслением того, что надо было говорить и делать. Мелькнула мысль об осиновом коле, который так глупо был забыт на кладбище, а потом вспомнилось, что в кармане куртки лежит пистолет!

Но вот беда – куртка валялась на земле. За ней надо было нагнуться. Но как это сделать? Позволит ли Верьгиз?..

– Хорошо, – проговорил Трапезников, – забери свой Сырьжа кенже. Он в кармане куртки. Вон, на траве лежит. Я сейчас достану его.

Верьгиз хохотнул и резко вытянул руки к Трапезникову. Какие-то зеленые точки вспыхнули на его запястьях, и Трапезников с изумлением разглядел, что это крошечные глазки свившихся змеек, которые можно было бы принять за веревочные браслеты, если бы они не извивались и не шипели чуть слышно. Верьгиз тряхнул руками, змейки сорвались с его запястий и полетели к Трапезникову, ударили его в грудь… огнем ожгло кожу под рубахой, там, где висел образок, и… и змейки свалились в траву, как обычные черные веревочки! Трапезников увидел это краем глаза, но особо не засматривался: воспользовавшись мгновенным оцепенением пораженного Верьгиза, нагнулся, схватил куртку, вырвал из кармана пистолет и выстрелил трижды, почти не целясь.