Кэтрин Арден - Туманная долина [litres]

Джонатан и так терзался чувством вины. Когда мать отправила его на поиски Калеба, он послушался. Шёл дождь, совсем лёгкий, похожий на холодные слёзы. От дождя поднимался туман – та самая дымка, в честь которой ферме дали название “Дымная лощина”. Приближался Самайн. В стране наших предков этот праздник знаменовал конец года.

Тому, что произошло дальше, нет оправдания. Но Джон был в отчаянии; он брёл по холодному полю, не зная, как быть со своим горем.

– Пожалуйста! – воскликнул Джонатан. – Умоляю! Мне так жаль. Я просто хочу его вернуть. Что угодно сделаю. Что угодно!

И тогда из тумана раздался голос…»

– Ты что, читаешь? – прокричал отец с первого этажа. Олли вздрогнула и вынырнула из-под одеяла. – А ну-ка откладывай книгу. И чтобы через минуту я слышал, как ты собираешься! Джинсы, свитер, сапоги! Куртку не забудь! И поживее! – А потом, чтобы легче было её выманить, он добавил: – Я пожарил бекон и сварил овсянку! Я же знаю, ты проголодалась.

Это верно. Она так и не спустилась ни поужинать, ни даже перекусить. Из кухни поднимался изумительный аромат бекона. Лучше всего было бы, конечно, позавтракать в кровати и дочитать «Замкнутые пространства». Олли крикнула, изображая дрожь в голосе:

– У меня температура. – Она потрогала лоб. Ну, как минимум тёплый. – Мне нельзя под дождь, а то подхвачу воспаление лёгких.

На лестнице раздались шаги отца. Когда он открыл дверь, Олли уже успела спрятать книгу под одеяло, поглубже заползти в свой кокон и изобразить на лице страдание.

Папа был в синей клетчатой рубашке. Похоже, он совсем не спал. Вид у него был помятый, на рубашке засохла капелька овсянки. Руки то и дело одёргивали манжеты, будто искали хоть какое-нибудь дело. Отец посмотрел на Олли с беспокойством, которое, впрочем, быстро сменилось раздражением.

– Да, на здоровую не похожа, – сказал он. – Ты что-то совсем разболелась. Необходим постельный режим. И, разумеется, ничего, кроме чая и тостов, тебе нельзя. – Папа подскочил к кровати и выхватил книжку, уголок которой торчал из-под одеяла. Олли вздрогнула. – Читать тоже запрещено. А то можно переволноваться и заболеть гриппом.

Олли перевела взгляд с отца на книгу. Целый день жевать тосты и хлебать чай, лёжа в постели? В автобусе хотя бы почитать можно.

Она покашляла.

– По-моему, мне уже лучше. – Олли придала лицу выражение самоотверженного благородства. – Пожалуй, не стоит пропускать школу.

– Какая молодец! – похвалил отец.

Она с достоинством выбралась из-под одеяла.

– Пять минут, – сказал папа и отправился обратно на кухню, где уже подгорал бекон.

Олли подняла голову и посмотрела в окошко в крыше. Вода скатывалась по стеклу ручьями; казалось, что за окном аквариум. Может быть, подумала Олли, все люди живут под водой, как русалки, но не замечают этого, потому что вода кажется им воздухом?

Нет, глупости какие-то. Комнату определённо заполнял воздух, причём довольно холодный, особенно в сравнении с тёплой кроватью. Олли засунула ноги в пушистые тапочки и пошла к комоду, спотыкаясь и дрожа.

Немного поразмыслив, она надела выцветшие джинсы, длинный зелёный свитер и шерстяные носки, связанные отцом. На одном была рыбка, а на другом рыбак. Жёлтые резиновые сапоги ждали на первом этаже у задней двери. Олли достала из-под подушки большие чёрные наручные часы с разбитым экраном и аккуратно надела их. Расчёсываться она не стала: от этого волосы только сильнее кудрявились. Олли бросила взгляд на своё отражение, нахмурилась. Наконец, торопливо почистив зубы в ванной, она бросила «Замкнутые пространства» в рюкзак и спустилась по лестнице.

В носках она ступала почти беззвучно, но отец всё равно обернулся, когда Олли вошла в кухню. В чём-то он совсем не изменился с прошлого года: всё так же вязал носки и шутил. Но его густые чёрные волосы посеребрила седина, которой раньше не было, и порой Олли замечала, что отец смотрит в пустоту остановившимся взглядом, думая, что она не видит.

– Посмотри, какие у папы глаза, – сказала ей однажды мама, когда они втроем сплавлялись по реке Коннектикут. Олли сидела в середине каноэ, а отец – на корме у неё за спиной. Мама, занимавшая место впереди, оглянулась с улыбкой. Её нос обгорел на солнце и покраснел. – У него самые красивые глаза на свете, согласна?

Олли не стала спорить. Папины глаза были большие и бархатные, такие тёмные, что непонятно, где заканчивается радужка и начинается зрачок.