Марк Олейник - Семь рек Рима

Примерившись, я встал на мостик и словно очутился на катке. Я медлил, за мной выстроилась очередь, Харон с усмешкой смотрел на мою нерешительность, а я стоял и боялся. Кровь вблизи дышала жаром, и уверенность быстро покидала меня.

— Чего стоишь? — спросил меня грузный татуированный мужчина — первый за мной. — Иди. Если тебе написано — так и будет.

Татуировки, покрывавшее его тело, руки и даже ступни, свидетельствовали, что передо мной уголовник. Столпившиеся тени смотрели на меня и ждали.

— А вы… — я обратился к татуированному, но он не дал мне договорить.

— Я разбойник, — сказал он просто. — Убил больше десяти человек. Некоторых пытал. Так что лично мне перейти этот ручеек не светит. Пропусти-ка.

Он отодвинул меня здоровенной рукой и смело зашагал вперед. Его решительность произвела на меня впечатление, и я пошел следом.

Мы шли медленно, почти семеня, предательски гладкая поверхность к середине сходилась выпуклостью — хотелось сесть, а может быть, даже лечь и ползти. До конца моста оставалась еще примерно треть пути, как шедший впереди меня мужчина потерял равновесие. Он некоторое время пытался удержаться, но все-таки не смог. Он старался изо всех сил, но очутился на кровавом пламени, а когда я оказался рядом, сказал:

— Я знал, что это произойдет. Я все время знал это. Как хорошо было бы просто умереть.

Он смотрел мне прямо в глаза, и я почувствовал ту гигантскую боль, которую он начинает ощущать. Этот человек умер, но его ждали муки гораздо страшнее смерти.

— Пока, — коротко сказал он, и сердце мое не выдержало.

— Давайте руку! — крикнул я ему. — Я вас вытащу.

Словно не веря своим ушам, он некоторое время молчал, глядя на меня даже с каким-то страхом, а потом медленно протянул руку. Я ухватился и стал тянуть, не очень хорошо понимая, что делаю — мужчина был явно тяжелее меня. Но не мог же я его там оставить. Не мог, но в этот момент огненная кровь Флегетона стала вливаться в него.

Мужчина стал плавиться, уходить в пламень и жар, не отрывая от меня глаз. Вот он уже был в крови по пояс, по грудь — я лег на мостик, его исполненное мукой лицо было совсем близко от моего. Снаружи оставалась только голова.

— Пора, — прошептал он и истаял стоном. Я лежал, держа его одинокую руку, сжимая пальцы, которые были украшены вытатуированными перстнями. На внутренней стороне предплечья красовался крест. Вокруг креста была надпись: «Спаси и сохрани».

Грозная красная река осталась позади, но пейзаж, что раскинулся перед нами, был едва ли не еще более мрачным. Ни трав, ни цветов, ни деревьев. Исчезли холмы — мы шли по пустынному полю, по которому тихий ветер носил мелкий колючий песок. Иногда невысокий смерч закручивал его, подбрасывал — песок сыпал нам в глаза и слепил на время.

Ничего не было впереди — ровная степь без полыни и ковыля, самое пустое место, какое я когда-либо видел. Несколько сотен теней влеклись по этой равнине как на убой.

— Что там? — спросил я Харона, который в черной хламиде шел за обнаженными бледными тенями как пастух за стадом.

— А? — похоже, что я отвлек его. — Впереди? — удивился он. — Впереди Стикс — черная река, а за ней ад.

— Такое большое расстояние между красной и черной рекой, — сказал я, подумав. — Зачем оно?

— Ну да, — задумчиво произнес Харон. — Красное и черное. А расстояние нужно, чтобы было время сосредоточиться. Ведь каждая из добравшихся сюда теней имеет право на привал.

— Но они же не устают, — сказал я автоматически.

— Этот привал нужен не для того, чтобы отдыхать, — ответил перевозчик. — Он нужен, чтобы задать вопросы, если они есть.

— У меня все время возникают вопросы.

— Это потому, что ты еще не умер, — Харон улыбнулся. — Большая часть твоих мыслей на самом деле являются надеждами и желаниями. У мертвых нет ни того, ни другого.

— Не понимаю, — сказал я привычно. — Ведь все тени знают свою судьбу — какие у них могут быть вопросы?

— А вот ты умри сначала, — снова улыбнулся Харон и поднял руку.

Тотчас движение прекратилось, тени повернулись и стали собираться вокруг, так что скоро мы оказались в кольце. Они молчали. Они были грустны, в отличие от тех, что выпили из Леты. Взгляды их были серьезны и обращены внутрь себя.

— Кто желает? — спросил Харон. — Кто будет первым?

— Я хочу, — подняла руку женщина с волосами до плеч и такой низкой челкой, что казалось, что у нее один длинный горизонтальный глаз. — Я хотела бы встретиться со своей матерью. И с отцом тоже. И с сестрами. И еще с артистом Янковским — он ведь тоже здесь. В смысле, здесь же все находятся, значит, со всеми можно встретиться. Как мне их найти?