Роман Волков - Большая книга ужасов — 74 [сборник]

— Печально.

— Еще бы! Особенно если посмотреть на дальнейшие события.

— А что случилось?

— Ничего хорошего. И Обыдин, и Недотрогин, видимо, чересчур увлеклись своей идеей — что, мол, программа может создать другую программу вместо человека, потому что, когда совет разработку не принял, мир для них рухнул. Мишка, скорее всего пьяный, заснул в ванне и утонул, а Валерий Иванович уволился из института и подался черт знает куда. Говорят, что кто-то из бывших коллег его несколько раз видел в совершенно непотребном виде — больше похожего на бродягу какого-то, чем на преподавателя. Такие дела.

— Нд-а-а-а-а-а, невеселая история. А что стало с их программой?

Роман чувствовал, как грохочет в груди сердце: разгадка была рядом, буквально на расстоянии вытянутой руки. Еще пара шагов — и он отыщет точку, с которой все началось.

Лаборант пожал плечами:

— Выбросили. Сначала с кучей другого старья в музей передали. Там ее пытались запустить, снять хоть какие-то данные — без толку. А недавно инвентаризацию делали — посмотрели, что тут за динозавр двадцать лет обитал, что он там нагенерил, и так, и этак, а потом делитнули, и дело с концом. А дискету просто отправили в мусорное ведро.

«Черт! Как же так?!»

— А известно, какой текст был использован для первичного обучения программы? Это же довольно объемное что-то должно быть, с большим количеством слов.

— Тут я не в курсе. В типографии, наверное, что-то взяли. Там же гигабайты документов — курсовые, дипломные, кандидатские, куча научного материала. Могли банально словарь в свою программу запихать — тут уже до правды не докопаться.

— Понятно. Тогда последний вопрос: что произошло, когда вы запустили программу через двадцать лет?

Толик самодовольно улыбнулся и даже немного приосанился:

— А ничего. Мишка, видно, в свою программу ввел вопрос: «Самая большая тварь на суше и в воде?» А кто на Земле больше синего кита? Никто… — На мгновение лаборант задумался, а потом просиял: — Кстати! Если вопрос о рыбах, то, может, текстовый документ не словарь, а, например, энциклопедия.

— Отличный вариант, — с деланой лучезарностью улыбнулся Волкогонов. Но энциклопедия не давала ему всех ответов, и нужно было копать дальше. — Скажите, Анатолий, если представить такую гипотетическую ситуацию: эта программа саморазвилась, вышла в Сеть, стала общаться с людьми, но настроена к ним недоброжелательно. Ее можно как-то отследить и, если понадобится, стереть?

— Ха-ха-ха! — наполнил пустую аудиторию громкий смех лаборанта. — Ну вы и вопрос придумали! Хм, простите, но такое развитие событий невозможно. Во-первых, потому, что программа, которую написали Валерий Иванович с Мишкой, нефункциональна, а во-вторых, потому, что ее просто уже не существует — дискету уничтожили.

— А если она успела попасть в Сеть? — не сдавался юный детектив. — Вы же подключали компьютер к Сети?

— Ну хорошо, давайте гипотетически предположим, что все так, как вы говорите. Чтобы такого цифрового монстра уничтожить, необходимо создать вирус-пандемию. Берутся исходные файлы, алгоритм немного переписывается — по сути, искажается логика его действия — и программа начинает сама себя «пожирать». Самостирается.

— Но исходные файлы нужны обязательно?

— Да. Без них никуда, — Толик снова усмехнулся, глядя на разочарованное лицо школьника. — Так что уничтожить ваше «чудовище из Интернета» никак не получится, и миру придет конец.

«Ну-ну, — стиснув зубы, подумал Волкогонов. — Ты даже не представляешь, насколько твои шуточки близки к правде».

Поблагодарив лаборанта и распрощавшись с ним, парень вышел в коридор и достал телефон. Вбив в поисковик «самая читаемая книга в мире», он получил результат, который уже подозревал — Библия. Начало девяностых, только что распался Советский Союз — и бывший комсомолец вместе со своим научным руководителем в типографии печатают Библии. Раздают или продают. Или отдают в церкви. Все сходится. Почему бы не перевести древнейший текст на Земле в бинарный код? И что будет, если Божье слово вывернуть наизнанку?

Так вот, в Ветхом Завете самой великой тварью был отнюдь не синий кит. Это был Левиафан.

«Когда он поднимается, силачи теряются от ужаса. Меч, коснувшийся его, не устоит, ни копье, ни дротик, ни латы. Железо он считает за солому, медь — за гнилое дерево».

Роман читал дальше и со все большей отчетливостью понимал, чем Леви ловил своих жертв. «… на все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости… Его чешуя — его гордость, плотно сомкнута, как печатью. Так близко одна к другой, что никакой воздух не может пройти между нею…»