Вадим Караваев - Наследие предков

В ситуации же с Колей Новичихиным все складывалось как-то ровно и просто: хороший парень, окончил монтажный техникум, слушался родителей, занимался бегом, попал на срочную в 1993 году в Дагестан в погранвойска, где натерпелся в учебке от «дедушек» местного производства. Потом перевели его в другую часть, где остался на сверхсрочной. Первую Чеченскую отвоевал в разведке «от» и «до». При вторжении отрядов Хаттаба и Басаева в Дагестан в 1999-м принимал активное участие в боях, прекрасно себя проявив, и даже заработал орден Мужества. Вторую Чеченскую начал в отдельной разведроте танковой армии.

И все шло как по маслу, но однажды в бою под Ведено он попал в окружение и у него заклинил автомат. В лицо старшему прапорщику смотрел ствол боевика. Первый раз в жизни Колька столкнулся лицом к лицу с неминуемой смертью. Нет, он, конечно, все последние годы бегал под пулями и взрывами, но чтобы вот так в лоб, такого еще не было. Никакая предыдущая жизнь перед глазами у юного разведчика кинолентой не пробежала. Единственное, что он вспомнил, так это молитву, которой его богомольная бабка Дуняша научила еще в детстве и которую он почему-то одну запомнил: «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя». Именно эта молитва и побежала на языке в момент, когда старший прапорщик был не в состоянии отвести взгляд от черной дырочки в стволе калибра 7,62 мм.

Ваххабит нажал на спусковой крючок, и несколько пуль попали Кольке в грудь, живот и лицо. Боевик, довольный отправкой проклятого кафира в преисподнюю, растаял в предрассветной мгле. А Николай Новичихин грустно лежал на спине, широко раскинув руки…

В госпиталь Кольку товарищи приволокли без сознания. Когда начали снимать с него обмундирование, он пришел в себя. Дальше все присутствующие и сам виновник торжества чуть не уронили челюсти на пол, так как из четырех полученных Колькой пуль, только последняя причинила кое-какой вред организму — вошла в левую щеку, выбив пару коренных зубов, и на выходе разорвала ухо. Одна из пуль попала в разгрузку, размолотила автоматные магазины и срикошетила вбок, другая разбила пополам висевший на груди штык-нож и также улетела в неизвестном направлении. А вот третья пуля попала в небольшой алюминиевый крестик, вогнав его в грудь на пару сантиметров, но так и не пробив.

Колька прорыдал пару суток в госпитале, не выпуская крестик из рук ни на минуту и, провалявшись неделю на больничной койке, взял отпуск и уехал в родной Псков, где месяц провел в известном на всю Россию монастыре. Думали, что более служить он не вернется. Но к концу отпуска старший прапорщик вернулся в родную часть как ни в чем не бывало. Поговаривали, что старцы в монастыре настояли, чтобы он далее честно исполнял свой воинский долг до конца — не время ему, мол, еще в монастырь.

С этого момента Колька очень изменился, перестал курить, да и матерного слова от него никто более не слышал. В любое свободное время он или молился в одиночестве, или посещал походный храм. В отпуск уезжал на родину в монастырь. А когда из разведроты его стали вербовать в новый отряд вместе с несколькими сослуживцами, то он, не задумываясь, пошел. Сказал, мол, что кто-то же должен делать и такую страшную работу, а я не святей своих товарищей, значит, и я буду служить с ними. С тех времен к нему и прилипло погоняло Святой.

Младшего лейтенанта Новичихина застали рядом с четырнадцатилетним внуком шейха Исой, который плакал у обезглавленного тела дедушки. Оставшиеся в живых жители аула в тот же день до заката солнца похоронили старого Саламбека и других погибших соседей согласно мусульманским традициям.

Перед вылетом к Александру Ивановичу подошел Иса с каким-то отрешенным взглядом и протянул замотанную в большую белую тряпку ветхую кожаную папку, на которой вполне отчетливо виднелось тиснение германского орла и свастики.

— Это дедушка для вас хранил. Он давно вас ждал и мне говорил, что вы придете.

Александр Иванович раскрыл папку, там были немецкие карты здешней местности, чертежи подземных тоннелей и какие-то другие бумаги на немецком. Полковник недолго поговорил с пареньком, расспрашивая у него, что ему еще известно про дедушкины тайны. Иса не сказал ничего нового. Добавил лишь в конце:

— Дедушка еще просил передать, что если вы сохраните эту тайну, то и горы будут молчать!

01 октября 2001 года, юго-восток Шаройского района Чеченской Республики.