Роберт Стайн - Сын Слэппи

Миссис Хаггерти, конечно, не стэнд-ап комик, как моя мама, но тоже за словом в карман не лезет.

— Привет, ребята, — сказала она. — Вы двое останетесь на ужин? Папа Штыка принес домой пару пицц.

— Не получится, — сказал я. — Я обещал маме пойти домой. Но… мы хотели вас кое о чем спросить.

Она закрыла книгу.

— А именно?

— Мы хотим использовать таз Волчка для того, чтобы испечь самый большой в мире кекс, — сказал Штык. — Ну, знаешь, для ярмарки в ЦМ.

— Это важнейшее состязание, — добавил Майлз. — Все школы соревнуются.

— Но величайший в мире кекс точно всех обставит, — закончил Штык.

— Точно, — согласилась его мама. — И чем я вам могу помочь?

— Нам нужно знать, сколько теста налить в таз, — сказал Штык.

Миссис Хаггерти растерянно моргнула. И вдруг как захохочет!

Мы молча стояли и смотрели на нее. Ждали, когда она отсмеется.

— Извините, — проговорила она наконец. — Извините, конечно, но это смешно. Есть один момент, которого вы, мальчики, не учли.

— Что? — досадливо спросил Штык.

— Ну нальете вы теста в таз, а запекать как будете? Он ведь ни в одну духовку не влезет.

У меня отвисла челюсть. Штык закрыл глаза. Майлз застонал. И треснул себя по лбу.

— Дураки мы, дураки!

— Это казалось хорошей идеей, — стал оправдываться я.

— Это была дурацкая идея, — сказал Майлз.

— Дурацкие идеи бывают полезны, — заметила миссис Хаггерти. — Дурацкие идеи могут подстегнуть воображение и навести на дельные.

— Мое воображение не подстегнулось, — заявил Штык. — Я только вообразил себе этот гигантский кекс.

Я взглянул на часы на книжной полке. Я опаздывал к воскресному ужину.

— Давайте еще подумаем, — сказал я. — Уверен, мы сумеем придумать гораздо больше дурацких идей.

Я хотел пошутить, но никто не засмеялся. Я распрощался и трусцой пробежал два квартала к своему дому.

Беды мои начались уже после ужина.

Поднимаясь по лестнице в свою комнату, я все еще размышлял о гигантском кексе. Должен же быть какой-то способ испечь эти десять галлонов теста…

Я вошел в свою комнату, включил свет. Первым, что я увидел, был болванчик Слэппи, сидевший на моей постели, привалившись спиной к стене.

Странно, подумал я. Разве я не оставил его на полу?

А, наверное, Рэйчел с ним играла.

Я сел на кровать и потянулся к нему.

И к моему великому ужасу, он потянулся ко МНЕ!

Его руки взметнулись. Я охнул, когда деревянные пальцы схватили меня за горло.

— Ты… ты… — выдавил я. — Ты действительно ЖИВОЙ!

Деревянные пальцы сильнее сжались на моем горле. Я задыхался. Сердце колотилось так сильно, что ломило в груди.

Этого не может быть.

Я пытался вырваться. Но не мог. Боль пронзила меня с ног до головы.

Болванчик опустил свою большую голову мне навстречу. Его рот защелкал, открываясь и закрываясь:

— Будь добр, поблагодари Рэйчел за то, что вернула меня к жизни.

Голос его был высокий и пронзительный. Я подумал о меле, скребущем по классной доске.

Его стеклянные глаза лезли из орбит.

— Эх, теперь пошла потеха! — гаркнул он мне прямо в ухо.

— П-пусти, — пролепетал я. Твердые деревянные пальцы вцеплялись мне в глотку, крепко сдавливая.

Откинув голову назад, он хохотнул, мерзким, пугающим смешком.

— А вот и не пущу! Поди заставь!

— Но… но… — сипел я. — Ты же копия… Ты не настоящий Слэппи…

Он снова хохотнул.

— Кто поверит в эту брехню? Только старый пень навроде твоего деда!

Я схватил его за запястья и пытался оторвать от себя его руки. В то время как мы боролись, страшная слова правды звучали у меня в голове. Это был настоящий Слэппи, со всем его злом. А моя сестрица прокричала слова, вернувшие его к жизни.

— Ах-х-х! — Со сдавленным хрипом я таки оторвал его руки от своего горла. Дав ему по рукам, я вскочил на ноги. Дрожа всем телом, я развернулся ему навстречу.

— Ты Слэппи. Ты настоящий Слэппи, — проговорил я.

Деревянная физиономия ухмыльнулась мне нарисованными алыми губами. Рот защелкал, когда он снова заговорил:

— Да, это я, дружище Джексон. Единственный и неповторимый. Ну да не вешай нос. Твой дедуля не врал. Сын Слэппи действительно существует.

Я смотрел на эту кошмарную тварь, эту деревянную марионетку, которая могла говорить и двигаться, и ухмылялась мне с такой злобой.

— Джексон, — проскрипел он, — неужели ты не хочешь узнать, кто такой Сын Слэппи? Разве тебе не любопытно?

Его круглые темные глаза вперились в мои. И внезапно я почувствовал себя странно. Нахлынула слабость. Мой разум… Я не мог думать. Не мог говорить.