Завтрак был окончен. Семь пятнадцать.
Мишаня закрыл дверь. Просто закрыл, даже не погремел для порядка ключами.
— А замок? — встревожился Карлик. — Опять нам тебя искать по всему зданию? Ты уже как Боцман становишься…
— Ништо, ништо… — пробормотал Мишаня. — Вам мало что ведомо, а я знаю…
— Что ты, дурак, бормочешь?! — неожиданно вспылил Карлик и оторвал синий глянцевый фантик с рукава. — Знаешь, кто я? Знаешь? Глаза твои тупые, белые! Видеть тебя не хочу! Не желаю! Что ты бормочешь?!
«Скандалист, — прошипел Рыжий из-за картона. — Тебя помидорами тухлыми забросают. Если есть правда на свете, если есть на свете высшая справедливость — забросают. Не может быть, чтобы не забросали!»
— А я вот знаю, — продолжал Мишаня. — Сегодня приказано клетки ваши не закрывать. Приказ директора… Можно в коридор выходить, но удаляться нельзя. Три шага от камеры, не больше. Для вашей же безопасности. А то ходить начнёте, ходить. Да и уйдёте куда-нибудь. Ищи вас потом… Вы же как дети малые, вас хранить надо, беречь то есть… Так что уж, ребятки, по коридору. Дальше — нет. Чайку хотите? У нас в ведре…
— Я артист, — грустно сказал Карлик. — У меня выступление сегодня. Мне из ведра нельзя.
— А хочется? — участливо спросил Мишаня. — Слабые вы все, квёлые… Ты вот, маленький…
— Я Карлик!
Он снова оторвал фантик. Лиловый.
— Карлик… — Мишаня переступил с ноги на ногу и вздохнул тяжело. — Сорока минут не продержишься?
— Тебе-то откуда знать?! — снова вспылил Карлик и, повалившись на бок, замер, прикрыв глаза.
— Он болен, — пояснил я охраннику. — И волнуется немного перед вступлением. Не надо с ним разговаривать…
Мишаня приоткрыл дверь камеры (сантиметра на два-три, щёлочкой, намёком) и ушёл.
Тот день до шести тридцати вечера запомнился смутно. Пятнами, кусками.
Молчание, ожидание, короткие провалы в сон. Обед. Рыжий бегал по коридору, а Вероника и Повар занимались… Да нет, какая там любовь! Трахались просто. Без намёков на чувства, без слов, даже самых глупых, никчёмных, пустых; просто так.
Молча, сосредоточенно. Повар выпуклым лбом своим бился о решётку, матерился шёпотом.
Они воспользовались койкой Рыжего, пока этот припадочный бегал по коридору.
Выдавливали остатки жизни…
Минут через десять обессиленный оргазмом Повар хотел было уснуть на Веронике, но она согнала его.
— Рыжий, иди сюда! — позвала она.
— Я исполнен презрения! — ответил Рыжий. — Вы меня ещё узнаете! Солнце жёлтое? Где старший распорядитель? Мой пиджак!
Он стоял у нашей камеры, протягивал руки сквозь решётку, пытаясь отобрать у Карлика чудесный его пиджак, но входить почему-то боялся. Подходил к открытой двери, ругался мерзко, отпрыгивал — снова тянул руки, вытягивал их до хруста в суставах.
— Шут! — дразнил его Карлик.
— Нет, не пойду, — отвечал Веронике Рыжий. — Не пойду к тебе, женщина, ибо лоно твой осквернено изготовителем котлет!
Повар устроился прямо на полу. И вскоре захрапел.
Вероника обиделась и ушла к себе. В камеру.
— Я видел! Я мерял! — крикнул ей вслед Рыжий. — От твоей камеры до нашей больше трёх шагов! Я донесу на тебя, гадина! Маленький, отдай мне пиджак… Отдай…
Рыжий заплакал. Потом сидел на полу, в коридоре. Слюнявил палец и рисовал фигуры на кирпичной стене.
Снова сон.
Когда я проснулся, Карлик стоял посреди камеры. Держал часы в руках и следил за стрелками.
— Скоро, — сказал он.
Через десять минут пришли охранники в парадной красной униформе с золотым шитьём, в широкополых чёрных шляпах, украшенных пышными, многоцветными, переливающимися даже здесь, в каземате, даже под светом ламп переливающимися удивительными своими красками павлиньими перьями.
Они встали у камер, по двое у каждой двери.
И пригласили проследовать за кулисы, а господину Карлику…
«Надлежит гримироваться и готовиться к выступлению. Просим, уважаемые, просим!»
Половина седьмого.
Шум нарастал, накатывался волнами, захватывал нас. Мы шли ему навстречу, мы входили в крепнущий гул голосов, шагов, движений, мы с головой погружались в океан театральных звуков, мы шли навстречу нашему сезону, мы близились к нашей сцене, арене, площади.
Мы шли навстречу разгорающимся огням, раскрывающимся цветкам софитов, солнцам прожекторов.
Я видел лица своих спутников. Они были светлыми и счастливыми.
Наши глаза сияли, и шаг наш был всё легче и легче.
— Здесь! — сказал старший охранник и показал на белую линию, проведённую вдоль стены. — Встать здесь, стоять тихо, ждать команды.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу