Алекс Белл - Ледяная Шарлотта [litres]

Камерон обернулся.

– Возможно, тебе лучше остаться снаружи. Если Пайпер действительно спятила…

– Я иду с тобой, – оборвала его я. Ни за какие коврижки я не осталась бы здесь стоять и гадать, что происходит в доме.

К моему удивлению, Камерон протянул мне руку, и его пальцы, теплые и сильные, сплелись с моими.

– Держись рядом.

Он стиснул мою руку, и я ответила ему тем же. Мы повернулись к дому и бок о бок поднялись по ступенькам крыльца к парадной двери, боясь того, что можем обнаружить внутри.

Дом казался безмолвным и заброшенным снаружи, и я думала, внутри тоже будет тихо, но шепот обрушился на нас волнами, стоило только шагнуть за порог.

– Давайте сыграем в убийство ножом…

– Да, да…

– Ах, до чего забавно!

– Закрой глаза и досчитай до десяти.

– Кто умрет первым?

– Не жульничать, не подглядывать.

– Рядом смерть, на сердце мрак…

– У тебя в глазу игла!

Я узнала эти жуткие тонкие голоса, едва их услышала, и мое сердце упало. Это были Ледяные Шарлотты. Я уничтожила-таки не всех. Некоторые остались в доме.

Видя, как напрягся Камерон, я поняла, что он тоже их слышал. Он повернулся ко мне – его лицо белело в сумраке, глаза расширились от изумления.

– Это Ледяные Шарлотты, – прошептала я. – Наверное, есть другие, о которых я не знала.

– Кажется, они замурованы в стенах, – ответил кузен.

– Как те, что были в подвале?

Камерон кивнул, и мы оба взглянули на обои в прихожей. Вероятно, куклы скрывались под штукатуркой, погребенные в самом основании дома.

– Чем это пахнет? – спросила я, сморщив нос от внезапно налетевшей вони.

– Бензином.

– Откуда он?

– Я не знаю.

Нигде не было ни следа Лилиаз или Пайпер. Лестница, упав с которой много лет назад, учительница сломала себе шею, вырисовывалась перед нами, скрываясь во тьме второго этажа.

Занавески не давали слабому свету снаружи пробиться – казалось, была середина ночи.

Словно соблюдая безмолвное соглашение, мы с Камероном старались не шуметь, не включали свет, но направились прямиком к лестнице и, крадучись, стали подниматься по ней. Мы надеялись, что Пайпер не услышит нас. Шепот преследовал нас и здесь, и я поняла, что весь дом населен Ледяными Шарлоттами.

В глубине души я надеялась, что Лилиаз сидела, запершись, в своей комнате, но эта надежда исчезла, едва я увидела ее дверь. Она была распахнута – похоже, Пайпер взломала замок ножом. От чувства вины меня замутило. Я велела Лилиаз запереться, а потом оставила ее дома одну. Что бы с ней ни случилось, виновата была я.

Камерон вошел в комнату Лилиаз и включил свет.

Пара стульев стояла у двери, словно она пыталась не пустить Пайпер, но комната была пуста.

Камерон развернулся на каблуках и бросился на лестничную площадку. Выражение его лица было таким пугающим, что я едва не отшатнулась. Он сделал глубокий вдох и закричал во все горло:

– Лилиаз! Где ты?

Вокруг нас хихикали и перешептывались скрытые от глаз Ледяные Шарлотты:

– Где же Лилиаз?

– Кто-нибудь видел Лилиаз?

– Может, она в гробу?

– Может, она в могиле?

– Может, она порублена на куски?

– Ха! Порублена на куски!

Камерон и я спешно обыскали спальни, не заботясь больше о том, насколько сильно шумим, но Лилиаз или Пайпер нигде не было. В комнате Ребекки царил настоящий хаос. Наверное, увидев пустой шкаф, Пайпер пришла в ярость. В комнате не осталось ни одной целой вещи. Похоже, она слепо махала ножом, круша все, что попадалось под руку, – разбитыми оказались даже шкаф и окно.

– Спятила, – еле слышно пробормотал Камерон. – Она совершенно спятила.

В обоях были огромные прорези – там, где Пайпер вела лезвием вдоль стен.

Мы вернулись на лестничную площадку, и теперь, когда горел свет, я заметила то, чего не видела раньше: каплю крови на первой ступеньке. Ткнув Камерона локтем, я указала на нее. Мы бросились вниз по лестнице, с каждым шагом замечая новые пятна. Они вели в старый актовый зал. Мы ворвались туда и увидели горящую лампу – прожектор над сценой, где раньше был рояль Камерона. Лилиаз стояла там, одна, прижимая к горлу нож. По щекам у нее текли слезы.

Камерон застыл на месте, едва увидел ее. Медленно он поднял ладони перед собой и произнес ласковым ровным голосом: