Александр Ледащёв - Дождавшийся Манчак [СИ]

— Да иди ты на хуй! — Заорал Самюэль полным голосом.

— Орешь. Злишься. И они злятся. Они уже не могут думать, а ты не хочешь. Есть меж вами разница? Сейчас? Есть, но чисто физическая.

Тени на берегу наливались плотью, они бежали по берегу, протягивая к лодке руки. Призраки?! Да нет, твою мать, скорее, осатаневшие от голода беглые рабы, которые хотели свежей крови и мяса. Глаз у теней не бывает, а эти смотрели во все глаза. Если бы Самюэля спросили, что в их взгляде самое жуткое, он бы ответил, не думая: «Надежда». Никогда еще он не видел и не чувствовал, чтобы чья-та надежда внушала такой ужас. Ружье в руках белого уже не казалось ненужным. Если острова скоро не кончатся, то эти ребята одолеют свой страх. И плоть их станет совсем уже настоящей, хотя и давно мертвой. Или протока станет совсем узкой. Самюэль достал из ящика дробовик и одной рукой передернул его цевье.

Толпа его сородичей, как ни крути, мелькнула в голове у Самюэля мысль. Они же были одной крови, нет? Пусть когда-то? Но он не сомневался, что, попади он в их странно-вытягивающиеся руки, эта мысль мертвецов не остановит.

Тут он понял, что добавляет ужаса. Топот. Шлепанье десятков босых ног по берегу. По самой кромке вода Манчака. Молчание, тихий гул движка и топот, становящийся все более слышимым. Протока сужается? Или они все больше входят в этот мир?!

— Протока расширяется, Самюэль. Мне кажется, лучше не стрелять. Манчак показал нам границу — то есть, тебе показал. На будущее. Что она есть всегда. Как и равновесие. Если мы проявим злобу, с берега ответят тем же. У нас одиннадцать выстрелов на двоих, у них? Так всегда в жизни, мой ниггер, так всегда.

— Блядь! — Только и смог вымолвить Самюэль.

— Согласен, — тяжело вздохнул белый. Протока вырвалась из объятий островка и истошный, многоголосый вой, вой тоски и жадности, вой сожаления, не животный, но худший — человеческий, идущий из самой сути бытия этих тварей, когда-то бывших людьми, огласил Манчак. А может — людьми без всего, что делает их людьми? Но что это? Ответить на это мог бы разве что Папа Лякур, если бы был тут и пожелал ответить. Сам Самюэль даже не пытался.

— Сомнения еще есть? Если нас собирались жрать, то мы могли бы стрелять с каким-то эффектом. А ты говорил — «стрелять не в кого». Есть, в кого. Всегда есть.

Какое-то время плыли молча. Оба человека, белый и черный, курили и внимательно смотрели перед собой и по сторонам. Молчание снова нарушил Самюэль.

— Ты слыхал, что Манчак хотят осушить? Точнее, хотели? Те самые белые, что не верят ни во что — ни в проклятье королевы, ни в лоа, ни в своего Бога. Лютая задумка. Чистый бред.

— Бред, — согласился белый, глядя на черную гладь Манчака, — пока люди убивают королей, а подчиняются кухаркам, Манчак осушить невозможно.

Самюэль не совсем понял, о каких кухарках толковал белый, заманивший его на верную смерть, но понял, что тот согласен с ним — Манчак нельзя осушить, пока над ним висит проклятье королевы.

Тут снова показалась перед ними суша. Остров. Огромный, мрачный и какой-то седой. Как может остров быть седым? А вот так. То ли от потоков мха, падающего с деревьев, то ли от лунного света, как бы то ни было, так он и назывался теми, кто знал, о чем идет речь. Прежде, чем Самюэль успел открыть рот, белый поднял руку.

— Причаль здесь, — он безошибочно указал рукой именно туда, куда и следовало причалить, если человек понимал, что делает в своей жизни.

— Зачем? — Поразился негр.

— Zakyrpichem, — бросил белый и Самюэль понял, что тот просто не хочет ругаться здесь на языке кормчего. Он послушно ткнул лодку, мастерски рассчитав место для остановки. Белый сунул руку в сумку, достал оттуда литровую бутыль самого жуткого и дорогого ямайского рома, пачку сигар, привет с Кубы, стоимостью, как читал Самюэль, по полторы сотни баксов за штуку, несколько крупных яблок, связку красного перца и что-то еще, что Самюэль не разглядел. Белый, оставив ружье в лодке, мягко, как кошка, прыгнул на берег, постоял миг, словно прислушиваясь, а потом разложил свое приношение на камне, белом, странном камне, невесть как, оказавшимся тут и снова вернулся на борт.

— Отходим от берега, дядя, но не уходим.

— Ты знаешь, как называется этот остров? — Негромко спросил Самюэль.

— Нет.

— А как называется та часть Манчака, куда мы дошли?

— Тоже нет. Или да. А что?

— А то, что она называется «Земля Королевы». Той самой. И ты приносишь ей дары?

— Что не так? Яблоки не те? Или бухло?