Александр Ледащёв - Город, который ты любишь [СИ]

Малыш-людоед. Сержант понял, что начинать свой путь на покой надо сейчас. Вот прямо тут. Он опустил ствол автомата и шагнул к карлику-каннибалу. Тот не шевельнулся.

Белый вырос перед ним почти внезапно. Вот тебе и раз. Только ты понимаешь, что делать и что искать, как обязательно что-то происходит, злые духи… Какие еще духи?! Их тут больше нет! Значит, это просто трус, отбившийся от своих, или сбежавший! Как бы то ни было, он белый. Этого и так хватало за глаза. Но в руках он держал свою странную палку с сучьями, из которой, как видел Маронге, так лихо летели светляки, пробивавшие стволы деревьев. Беда. Палка эта смотрел Маронге прямо в голову. Выстрелить Маронге не успел бы — это он понимал. Остается ждать. Сейчас будет решено, прав он, Маронге, в своем решении, или нет. Что-то произойдет. Так всегда бывает. Трусливый белый не мог быть тут просто так — лес огромен, а он вышел прямо на него. И палку опустил. Тур-тур?

— Слушай… Черт, я не знаю, блядь, я не знаю, что тебе сказать, да что тут сказать? Я больше не хочу ни крови, ни войны, я тебя не трону, не бойся, честно, не трону, я не буду стрелять, — тем часом говорил сержант, понимая, что дело тут в интонации. И улыбался.

Улыбается. Показывает зубы. Говорит, что зубы в порядке и что он меня съест. Что делать. Ждать дальше? Да. Пока ждать.

— Мужик, ну, просто просить прощения глупо, да и как — я не умею… Я просто уйду и все. Я никого сам не убил в эту ночь, за пулеметами и минометами сидели другие, мины ставили другие, снайпером я не был, с боевых машин не стрелял, но больше я всего этого видеть не могу. Уходи в лес, не бойся, поворачивайся и уходи, это же твой лес, ну, найдешь себе… Кого-нибудь… Кого? Господи, кого тут искать? Ты боишься? Все, смотри, я бросаю автомат, видишь?

Что говорил? Все дураки, кто белый. Взял и бросил свою палку со светлячками. На войне. В лесу. Отстав от своих. Бросил оружие. Недоумок?

Маронге пожал плечами, шагнул к сержанту и, подпрыгнув, легко рассек тому горло от уха до уха. Кровь хлынула на его голову, когда он приземлился и Маронге облизнулся — он был прав. Надо идти к ним. Он присел над упавшим сержантом, подумывая — брать ли с собой его голову? Куда ее? Обработать некогда, да и своих куча…

— Заслужил, — одними губами прошептал сержант, так как горло его больше звуков издавать не могло. И легко, светло улыбнулся. Вот и покой.

Значит, так надо.

— Тур-тур-тур! — Маронге плюнул на голову белого. Он не хотел больше собирать такие тсантсы. Да и кому они теперь нужны? Никому. Просто надо идти к реке. А что до этого дурака… Это знак. Ответ. Он был прав. И точно пойдет к белым домой, чистить место под возвращение своего народа на землю. На эту, другую, неважно. Он остался один — но сделает то, что поможет многим. Один.

Значит, так надо.

Чертов каннибал шел долго. Маронге поражался, какие длинные переходы делают эти белые. Почему духи им служат? Какие-то странные духи. Служат дуракам, которые в лесу-то ходить не умеют — их след не найдет разве что покойник, да и то, если у хорошего колдуна, то найдет. Но такие переходы! Их чудовища, на которых они ездили, кажется, не нуждались ни в отдыхе, ни в корме, ужас. Гур! Ужас! Гур!

Все неправильно и все это неправильное, не понятно, почему, побеждает правильное! Маронге пытался за день пройти то же расстояние, что и белые, ища их первый привал — и не смог. А это кое о чем говорило. Маленький охотник признал, что в скорости белые его победили. В искусстве убивать — ну, если голова у них работала, то да. Тоже. Если нет, как у того, что он повстречал, когда ждал знака от кого-нибудь (духи-то разбежались!) — то нет. Не лучше.

День за днем, скрываясь по зарослям, тихо, беззвучно, тек Маронге по джунглям. Гур! Гур! Четыре полных перехода заняло у него то расстояние, что белые покрыли за один! Гур! Он возмущенно бранился, пока шел по их следу, а точнее, в джунглях вдоль просеки, что они оставили — выходить на нее он не стал. Ни к чему. В джунглях есть два понятие: «Хороший охотник» и «мертвый охотник». Вот ко второму и не стоило стремиться.

На восьмую луну Маронге, наконец, вышел к лагерю белых. За это время людоед, вместе со всеми тсантсами и прочим, добрался до берегов Великой Реки. Тут он никогда не был, как-то не получилось, даже за те три зимы, что он скитался, но был поражен ее красотой.

А белые?! Да они, он видел это сам, сваливали туда всякую дрянь и даже справляли нужду! Тур-тур-тур! Куда смотрят духи этих вод? Может, они тоже боятся белых? А он их ел… Тур? Он прислушался к себе. Да нет. Все было хорошо. И последний белый, которым он и питался эти дни, подвялив того слегка, тоже не сказался пока на его здоровье. Гур, не тур, а гур! Гур! Ужас! Белых боятся духи, белым служат духи, белые убивают глупее и злее, чем любые, самые злые духи — и их никто не карает?