Амаль Эль-Мохтар - Правда о совах. Мадлен

– Как тебя зовут? – спрашивает девочка за окном.

– Мадлен. – Она склоняет голову набок, удивляясь тому, что отвечает на английском. – А тебя?

– Зейнаб. – Девочка усмехается. На ней тоже пижама, бирюзовая, с принцессой Жасмин. – Можно к тебе? Устроим ночные посиделки!

– Ш-ш. – Мадлен открывает окно настежь, чтобы ее впустить, и шепчет: – Я не могу устраивать ночные посиделки без разрешения папы с мамой!

Зейнаб прикрывает рот ладошкой, кивает с вытаращенными глазами, затем, прошептав одними губами «извини», забирается в комнату. Мадлен жестом предлагает гостье сесть на кровать и с любопытством смотрит на нее.

– Почему мне кажется, что я тебя знаю? – шепчет Мадлен, больше самой себе. – Мы же не из одной школы?

Зейнаб качает головой.

– Не знаю. Вообще не знаю это место. Но я постоянно тебя встречаю! Иногда ты старше, иногда моложе. Иногда с родителями, иногда нет. Вот я и решила познакомиться, а то я тебя все время вижу, а ты меня не всегда, и вроде как я шпионю, а я этого не хочу. То есть...– Она опять усмехается, на ее щеке появляется ямочка, от которой Мадлен становится тепло и радостно. – Я не прочь быть шпионкой, но это другое. Это круто, это как Джеймс Бонд или Нейл Бернсайд или агент Картер...

...и Мадлен резко возвращается. Из онемевших пальцев выскальзывает кружка с остывшим молоком и разбивается на полу, Мадлен отскакивает к стене и, прислонившись к ней спиной, пытается унять дрожь.

Мадлен отменяет на этой неделе прием у Клэрис. Она просматривает старые выпускные альбомы, школьные фотографии – ни на одной нет никого похожего на Зейнаб, нигде в ее прошлом Зейнаб нет. Она ищет в Гугле «Зейнаб» в различных написаниях и находит какую-то журналистку, мечеть в Сирии, внучку пророка Мухаммеда. У ошеломленной, напуганной и взбудораженной Мадлен проносится мысль спросить у Зейнаб фамилию.

За последние несколько лет Малден досконально изучила все, что творится в ее голове. В том, что там появился кто-то настолько новый и непонятный, как Зейнаб, есть что-то необъяснимо волнующее.

Мадлен ловит себя на том, что Клэрис она вообще не хочет ничего объяснять.

Мадлен садится в автобус – она теперь опасается вести машину – до города своего детства, в часе езды от границы провинции. Она бродит по округе в поисках триггеров, но обнаруживает, что нового больше, чем знакомого: у старых домов появились пристройки, фасады, газоны либо заросли сорняками, либо чересчур ухожены.

Она поднимается по улице своего детства до тупика на каменистом холме, где раньше ходили товарные поезда. Подбирает обломок розового гранита там, где были рельсы, вспышка...

...и она стоит на дорожке рядом с декоративным валуном розового гранита, где впервые увидела колибри. Сердце опять выскакивает из груди от красоты птицы, уверенности и грандиозности того, что это эльф, настоящий, вот она – крошечная русалка, виляет блестящим хвостом, а потом Мадлен понимает, кто перед ней, и птица кажется ей еще более изысканной от того, что поет, как пчела, и выглядит, как невероятная драгоценность.

Она слышит сзади потрясенный вздох – это остолбеневшая Зейнаб смотрит на колибри, которая, по воспоминаниям Мадлен, целую вечность парит перед ними, зависнув в воздухе, у нее блестящий черный глаз и тонкий как иголка клюв. Мадлен берет Зейнаб за руку, чувствует ее ответное пожатие, и они стоят, пока колибри не упархивает прочь.

– Не понимаю, что происходит, – бормочет Зейнаб. Она опять подросток в рваных джинсах и свитере с Полой Абдул, который ей велик. – Но мне это так нравится!

Мадлен тщательно вплетает Зейнаб в свои воспоминания, по одному ощущению за раз — по глотку, запаху, звуку, вкусу. Однажды утром она выходит из душа и попадает в прошлое на школьную экскурсию в Монреальский ботанический сад, где отстает от одноклассников, чтобы прогуляться и поболтать с Зейнаб. Это как рассматривать стереограмму – нужно все время сосредотачиваться друг на друге и помнить, что нельзя говорить о мире за пределами воспоминания, иначе оно сразу оборвется и они не успеют наговориться, изумиться необычности встречи и насладиться компанией друг друга.

Они беседуют обстоятельно и оживленно, будто вместе ваяют скульптуру, откалывая куски мрамора, чтобы освободить заключенные в нем загадочные очертания. С Зейнаб легко, так легко говорить и слушать ее – они обсуждают музыку, мультфильмы и прочитанные в детстве книги. Мадлен интересно, почему присутствие Зейнаб не искажает и не обрывает воспоминания, в отличие от цитат, почему в ее компании гораздо свободнее гулять внутри воспоминаний. Но не осмеливается спрашивать. Она подозревает, что знает ответ, и вообще ей не нужна Клэрис, чтобы напомнить, как она одинока, как обособлена, как несчастна. Достаточно несчастна, чтобы выдумать подругу – бойкую там, где Мадлен спокойна, отзывчивую и дружелюбную, где Мадлен недоверчива и замкнута, даже темная кожа – противоположность белой Мадлен.