Владислав Тихонов - Наследство одержимого

И скоро доктор Эспенлауб был представлен ко двору самого царя Петра. Молодому вождю русских варваров сразу понравился даровитый и общительный немец без биографии. Судьба Эспенлауба складывалась на диво. Казалось, без году неделя он в России, а вот уж и дворянством пожалован, и деревнями одарен… А еще какое-то время спустя моложавый пятидесятилетний доктор… женился. Она была бездетная вдова неяркого, но старого и достойного рода. И что же? В положенный срок Эспенлауб стал отцом — хоть прежде и ненавидел детей. Правда, жена его сразу же после родов отправилась на тот свет. Тогда Иоганн взял своего новорожденного сына и отбыл в одно из самых отдаленных своих поместий — глухую деревушку, перекликавшуюся названием с его фамилией [1] Espenlaub: с нем. — букв. «Осиновый Лист» (Прим. авторов) , — Осины. Засел там, как гвоздь. И о нем скоро забыли…

Голос лысого нелюдя пресекся, Сергей моментально вернулся в стены осиновской церкви. На языке его вертелся какой-то вопрос, но был он таким бесформенным, таким скользким, что учитель скоро окончательно упустил его и оттого тихонько страдал.

Между тем лысый, перестав как будто прислушиваться к чему-то далекому, продолжал:

— Тело Иоганна Людвиговича Эспенлауба просуществовало еще около сотни лет. Все это время он провел в Осинах, лишь изредка проезжая по остальным своим имениям, раз в пять лет наведываясь в обе столицы и изначально избегая, как встарь, всяких родственников. Сын его, отправленный четырнадцати лет в Москву, прожил вполне сносную жизнь, так до смерти и не догадавшись, отчего его старенький батюшка упорно не дряхлеет. Впрочем, смерть Юлия Ивановича обогнала все возможные вопросы: в сорокалетнем возрасте он был разрублен саблею на дуэли.

В 1729 году у Эспенлауба в Москве родился внук, который так ни разу и не увидел своего деда. Подобно отцу, прожил он недолго. Наделав глупых долгов, честно выбил себе мозги из пистолета. Когда его сыну Августу Васильевичу минуло шестнадцать лет, из Осин пришло неожиданное письмо. Прадед, оставив свое затворничество, вызывал правнука к себе. Тот, конечно, быстро собрался и поехал.

Легко представить, как рисовал себе предстоящий визит юный Август: вот он приезжает в запущенное имение, а там парализованный, пускающий пузыри прадедушка ходит под себя и изматывает капризами. Ведь сколько лет-то старику?… Ой-ёй-ёй, неужто сто двадцать семь?!!

Ну, конечно же, никаких пузырей Иоганн Людвигович не пускал. Он сам вышел встречать пораженного Августа и уже после обеда, участия в котором не принял, посвятил правнука в свою тайну и предложил остаться в Осинах.

Август Васильевич был от природы страстным и даже несколько истеричным. Обожал редкости, войну, театр и все виды протеста. Прадед тотчас стал его кумиром. И когда тот рассказал ему о главном своем секрете…

— А в чем же заключался главный секрет старого Эспенлауба? — нетерпеливо и без запинки перебил Сергей.

— Ах да, я и не сказал об этом… Видишь ли, плоть в некоторых случаях утрачивает свое привычное свойство и то привычное значение, какое имеет она для людей. Она становится лишь корпусом, оболочкой, которую в дальнейшем нет необходимости даже подпитывать. Вот только срок ее службы невелик — не более сотни лет, не считая тех, что прожиты были человеком до Трансформации. Оболочка изнашивается, и встает необходимость «заключить новый договор об аренде». Лучше всего в таком случае прибегнуть к услугам ближайшего родственника по нисходящей линии. В этом и заключался главный секрет Иоганна Людвиговича. Этим, собственно, и объяснялся его нежный интерес к правнуку.

— Значит, правнук был нужен ему просто… в качестве новой оболочки?!

— «Просто»… Не так уж это и просто!

— А если бы… — как там его… Август?… — не захотел превращаться в демона?

— Никто и не собирался превращать его в демона. Повторяю, это была всего лишь взаимовыгодная сделка — явление, существовавшее задолго до того, как один пещерный человек впервые выменял у другого кусок мяса на каменный топор… Кстати, сам Август постиг все это с легкостью изумительной и пришел в восторг. Правда, нужно было дождаться 1793 года — вековой годовщины преображения прадеда. В этом году Августу Васильевичу исполнялось тридцать три.

— Возраст Христа, — не преминул пошло «блеснуть» Сергей.

— Прекрасный возраст. Дожидаясь его в дедушкином «медвежьем углу», Август не скучал. Устроил крепостной театрик. Очень любил разыгрывать драмы из позднеримской жизни. Сам сочинял, сам в них участвовал. Особенно нравилось ему входить в образ Нерона. Осиновские крестьяне играли римских христиан, а пара некормленных домашних медведей играла при этом самих себя… Когда Августу надоедал его театр, они вместе с прадедушкой облачались в лихие варварские наряды, садились на коней, в окружении веселой пьяной свиты вылетали на большую дорогу, где и развлекались от души. По-настоящему, конечно, развлекался только Август. Иоганну подобное успело надоесть еще лет сорок назад…