Владислав Тихонов - Наследство одержимого

— Мррр-рра-аззь!!! Га-адина-ааа!!! — завопил учитель, швыряя свое дрожащее тело навстречу Одержимому.

— Наконец-то… — глухо прошелестел тот одними губами. Потом поднял руку — Сергей отлетел на метр, спиною опрокинул столик и уже на полу успокоился. Горько и дико поднял он глаза на лысую голову, не вполне понимая, что это с ним только что было, затем вдруг вскочил на ноги и, не встретив никаких препятствий на пути, бросился вон из комнатки, оставляя за спиною тихий-тихий ехидный смешок…

Учитель шатко и громко прокатился по ступенькам деревянной лестницы, чуть не теменем откинул потайную дверь и, чудом не врубившись в алтарь, вылетел по кривой на самую середину церковного зала…

Вокруг в митинговом заведенном гомоне мелькали страшные дымные огни смоляных факелов и темные человеческие фигуры. Было их всего около дюжины, но вели они себя так, что Сергею сперва показалось, будто все мужское население Больших Холмов дремучей, орущей, перегарно-потной ордою ввалилось в осиновское капище. Озираясь по сторонам, Сергей то и дело натыкался взглядом то на выщетиненные вилы, то на лопату, а то и на топор или ружье у сапога…

— …бейте, бейте антихриста!!! — пролаял где-то за спинами знакомый пропитый голосище.

Сергей с радостным воплем кинулся навстречу батюшке Филарету — живому, подлинному, издающему аромат самогона и действительности… как вдруг понял, к кому относились воинственные слова иерея!

— Аньти-ихрыст!!. У, подлюга такая!.. Глянь, глянь, мужики, прям на нас скачет!! Давай, Саня, вилами его, вилами!!!

Рослый свирепый Саня не сразу сориентировался, дав Сергею, таким образом, время развернуться и отскочить обратно за алтарь. Но потом Саня, опомнившись и выставив точно рога свои погнутые вилы, взревел быком и быстро пошел на Сергея, а вслед за Саней двинулись и все прочие во главе с батюшкою Филаретом, в одной руке сжимавшим потасканное карманное евангелие, а в другой — колун покойного Эдика-Фыргана. В факельном сиянии глаза у попа были круглые и светящиеся — ну, совсем как у крысы, как если бы крыса исполнилась вдруг богоносного пылу, лакнув предварительно из плошки со спиртом.

— Щща, мужики!! Щ-ща мы его!! Василич! Лёха!!.. Окружай, окружай с двух сторон, гоните на Саню!!.

Сергей по-школьничьи топтался за черным алтарем, перебирая сырыми руками по пыльной столешнице. Дрожь мелким холодным горохом скакала под рубашкой, сотрясала челюсти. «Всё! Это всё! Но неужели они не остановятся?? Ведь человек же, люди… Как?? Ведь это будет убийство — и не боятся?! Не-у-же-ли…» Жалкое примирительное повизгивание просачивалось меж вибрирующих зубов, но толку от него, понятно, не было никакого; никто его даже не слышал. Пометавшись эдак за алтарем и поняв, что другого выхода нет, учитель шмыгнул к той самой двери, из которой пять минут назад с таким энтузиазмом вылетел. «Пусть лучше Он, пусть Он, только не эти, не вилы, не Филарет, у-у-у!!!» Однако дверь, сливавшаяся со стеною, была плотно закрыта, и не было на ней ничего, за что можно было бы потянуть!

Всё!! Вот уже загородили проходы справа и слева от алтаря. Вот уже на сам алтарь вскарабкался вместе со своими вилами быковатый Саня, а вслед за ним, — суча короткими грязными руками, — какой-то всклокоченный мужичишка со сморщенным скопческим лицом. Из толпы ему подали большущий березовый дрын, и мужичишка начал азартно тыкать им в воздухе, пытаясь достать Сергея. Стоявший с краю бородач в синей олимпийке со второй попытки подсадил на алтарь отца Филарета, все так же не выпускавшего из рук топора и библии. Сергей прижался к стене между дверью и зашторенной нишею, зажмурил глаза, как вдруг…

Как вдруг набыченный Саня, сделав очередной короткий шаг по резной дубовой доске, ни с того ни с сего оступился и с воем полетел с метровой высоты куда-то назад и вбок, цепляя по дороге и всклокоченного мужичишку; березовый дрын мелькнул над головами, толпа охнула, все смешалось, спуталось, закопошилось одной матерящейся, изумленно-злобною кучей под черным алтарем. Кого-то в этой куче ожгли факелом, кто-то едва не напоролся на свои же вилы; вскинулся тощий кулак над толстым рукавом, бухнул в чей-то ватниковый бок…

Парчовая занавесь за спиною Сергея шевельнулась, и не успел он двинуться, как над его ухом знакомо и ехидно прошелестело:

— Прости им, ибо не ведают, что творят… Еще бы! Эти люди весьма и весьма пьяны…

Учитель выдохнул и обернулся. Призрачный нелюдь был уже тут как тут. Мрачней окружающего мрака, пуская рубиновыми глазами сумеречное кошачье сияние, демон доктора Эспенлауба тихонько парил над полом, сгущался и высветлялся, превращаясь постепенно в прадедушку Аполлона Леонардовича.