Сергей Марьяшин - Мы, легенды [СИ]

— Я же вижу: что-то происходит. Ты сам не свой последние… года три. Я чем-то обидел тебя?

Сказав это, вампир отступил на шаг, притворяясь, будто готовится напасть. Джонсон торопливо наклонился и поднял титановый кол. Вновь ощутив в руках его смертоносную тяжесть, он облегченно вздохнул. С ним охотник чувствовал себя увереннее. Так было не всегда. Раньше он не брал оружия на их встречи, в нем не было нужды. Они доверяли друг другу… раньше. Вампир точно определил срок перемены. Джонсон задумался об этом примерно три года назад.

— Я становлюсь стар, — сказал охотник, словно это все объясняло.

— Бывает, — пожал плечами Арман и . — Поэтому ты перестал мне доверять?

Охотник недовольно поморщился. Вампир поглупел: не понимает намеков. Раньше он ловил их с полумысли. Джонсон злился на себя, — и на собеседника. Он надеялся, что Арман и поймет все сам и не придется объясняться, выставляя себя не в лучшем свете.

— Я доверяю тебе, — сказал он сипло. — Дело вовсе не в этом. Наш новый мэр…

— Этот пузатый пьяница, пообещавший истребить всех вампиров города? — фыркнул Арман и . — Я был в его спальне в том месяце. Ужасный декор, у него вкус парвеню. Знаю, ты за него не голосовал, поэтому скажу откровенно: он совершенно несъедобен! Вместо крови — раствор кокаина в виски!

«Несъедобен» было наихудшим определением, какое вампир мог дать человеку. Хуже звучало только архаичное «нравственно малоценный», которое Арман и использовал лишь однажды за годы их знакомства, — отзываясь о предыдущем мэре.

— И он храпит, как свинья, — продолжил он. — Я оставил платок со своими инициалами на его подушке…

Джонсон досадливо махнул титановым колом, прерывая словоохотливого вампира. Острие чиркнуло о дощатый пол, прорезав глубокую царапину, похожую в лунном свете на вытянутый черный шнурок.

Арман и вернулся к теме:

— Мы ведь уже обсуждали это: если перебить всех, ты останешься без работы. А твоей пенсии — мы считали, помнишь? — не хватит на колледж внуку и на помощь с оплатой квартиры твоей дочери…

— Если ты выпьешь их кровь, им не нужны будут колледж и квартира… — прошептал охотник, чье дыхание перехватило от фальшивого волнения из-за будущей трагедии, в возможность которой он не верил.

— Ты плохой актер, — миролюбиво заметил вампир. — Почему просто не сказать правду? Что бы там ни было, я пойму.

Джонсон облегченно вздохнул. Эта фраза Арман и — «я пойму» — всегда успокаивала его, служа индульгенцией в сомнительных предприятиях, которые он проворачивал с помощью вампира. Изредка он произносил ее сам, когда вампиру требовалась деликатная помощь в его кровавых делах.

— Мое время заканчивается, — объяснил Джонсон. — Дело не в пенсии, хотя и в ней тоже… — он замялся, думая, как бы помягче выразить то, что вампир едва ли поймет, невзирая на свое обещание, — а если и поймет, то не примет.

Арман и выжидательно молчал. Джонсон понял, что придется все сказать самому. Вампир не угадает и не продолжит его мысль, как делал всегда. Возможно, угадает, — но промолчит, не поможет выпутаться из неловкого положения.

— В общем, — выдохнул охотник недовольно, — я хочу завершить карьеру так, чтобы город запомнил меня надолго. Навсегда.

— Хочешь под занавес убить меня, — заключил Арман и удивительно спокойным голосом.

— Кроме тебя, никого не осталось, — сказал охотник оправдывающимся тоном. — В смысле, другие тебе не ровня: ты — легенда, держишь город в страхе уже почти полвека… и ужасно бесишь нового мэра, — тяжело вздохнув, Джонсон набрался мужества и закончил: — Если бы я одолел тебя, я сам стал бы легендой. Плюс ежегодно растущая награда за твою голову… затем еще премия, пожизненное членство в профсоюзе и медстраховка, плюс должность внештатного консультанта мэрии…

— Плюс музей твоего имени, — ехидно продолжил вампир.

Он все-таки читал мысли. Джонсон снова покраснел — в третий раз за их встречу — и почувствовал растущее раздражение. Это даже хорошо, подумал он: если буду злиться, быстрее сделаю… Что именно он сделает, охотник не решился произнести даже мысленно. Ему было неловко перед читающим его мысли вампиром.

Арман и молчал. Стоявший напротив узкого чердачного окошка в потоке лунного света, заставлявшего его антрацитовый камзол искриться, он, казалось, тяжко размышлял над открывшейся перспективой. Джонсону стало стыдно. Их дружбе почти сорок лет, — и вот он ее разрушил. Если подумать, вампир не сделал ему ничего плохого, не считая пары пакостей в первый год их противоборства, когда они еще неважно знали друг друга. Уязвленный раскаянием, охотник был готов извиниться и взять свои слова обратно. Но извинения ничего не исправят: Арман и обладал блестящей памятью, особенно на дурное. Он никогда не забудет этот разговор.