Роберт Блох - Рассказы. Том 2. Колдовство.

Когда посланные нами пробные корабли взрывались или исчезали навсегда, мы страдали от боли разочарования. Затем капитан Зуррит приехал из Москвы, чтобы улучшить наши планы и профинансировать предприятие. Путешествие началось.

Но когда дело дошло до выбора пассажиров, профессор исключил меня. Полетели капитан, Чарльз Дево, Эдна и он. Я был вынужден остаться и вести записи — словно астрономический бухгалтер, как с горечью подумал я. Там, в солнечной синеве, моя будущая невеста летела с моим ближайшим соперником, а я не мог разделить ее опасностей.

Для меня это была горькая пилюля! Ждать, смотреть каждую ночь в агонии на холодную Луну, гадать, где она, буду ли я когда-нибудь снова сжимать ее в своих объятиях. Эти восемь беспокойных недель стали сущим адом.

Газеты насмехались над нами, называли сумасшедшими из-за нашей затеи, несмотря на то, что мы обосновали им наши планы. Это добавило мне беспокойства. В конце концов, был ли этот проект невозможным? Я удивлялся, удивлялся бессонными ночами.

Но теперь они вернулись. Мне нужно было задать тысячу вопросов. Что они нашли? Есть ли жизнь на Луне, как всегда упорно утверждал профессор? Какова была температура, природа почвы, влияние гравитации?

И что превратило Чарльза Дево в слюнявого безумца?

Теперь я задавал эти вопросы. И профессор отвечал, в то время как Эдна сидела рядом со мной, ее глаза горели странным, неизъяснимым страхом.

Путешествие прошло спокойно, как и планировалось. Капитан Зуррит пилотировал корабль прекрасно, двигатели работали слаженно, изоляция и звук кондиционирования воздуха были идеальными. Запасов пищевых капсул хватило. Скорость была рассчитана правильно, автоматическое рулевое управление оказалось исправным.

На самом деле путешествие заняло чуть больше трех недель. Они провели четыре дня на поверхности Луны. Имелись цифры, точные подробные отчеты. Приборы должны были быть разблокированы, а их результаты проверены и записаны. Путешествие увенчалось блестящим успехом.

Но почему профессор Джексон был так измучен? Почему у него так дрожали руки, когда он говорил о возвращении домой? Почему он с прежним энтузиазмом не начал рассказывать историю своих дней на Луне? Почему Эдна придвинулась ко мне, словно в страхе?

Все эти вопросы проносились у меня в голове.

— А как же ваши эксперименты на Луне, профессор? — спросил я. — Что вы привезли с собой?

— Терри, не стоит пока вдаваться в подробности. Я устал, мой мальчик.

Слова профессора прозвучали слишком поспешно.

— Не спрашивай об этом, дорогой. Это … то, чего тебе лучше не знать, — прошептала Эдна.

— Но я имею право знать, — сердито огрызнулся я. — Ты заставила меня сидеть здесь и пожирать собственное сердце, мое сердце, которое принадлежало тебе и проекту в течение многих лет. Теперь я имею право знать, что произошло во время этого путешествия, что сделало Чарльза Дево сумасшедшим!

— Лунатизм! — выдохнул профессор. — Безумие, вызванное Луной. Старое определение было правильным. Да — и это определение звучит по-другому.

— Отец, пожалуйста, — взмолилась Эдна.

Профессор взглянул на меня.

— Нет, Эдна. Как и сказал, он имеет право знать. Он должен знать о том, что мы нашли — и о Чарльзе. Потому что мы должны что-то сделать прямо сейчас.

Он поднялся на ноги и подошел к столу, на котором лежала большая сумка, принесенная капитаном.

Не говоря ни слова, он открыл ее и жестом подозвал меня. Я подошел к нему и посмотрел на то, что он вытащил. Его руки были полны цветов-белых, похожих на орхидеи, восковых, как лик смерти, и прекрасных, как жемчуг. За лепестками цвета слоновой кости открывались алые глубины, и когда профессор поглаживал толстые белые чашечки, они, казалось, дрожали, поднимаясь и опадая, как плоть на женском горле при дыхании. И они были прекрасны, так прекрасны, что и представить невозможно.

— Мы доставили их на землю, — сказал профессор. — Мы нашли их на второй день, когда спустились в кратер. Мы не обнаружили никакой жизни в бесплодной почве, но спустились в этот глубокий кратер и увидели, что они растут на дне, у входа в пещеры.

Я прислушивался, но почти ничего не слышал, так внимательно изучал белые с алым цветы.

— Мы их сорвали. Чарльз принес их с собой и спрятал, — голос профессора звучал откуда-то издалека. — Тогда мы еще ничего не знали. Но в ту ночь, когда они лежали на полке корабля, нам снились сны. И мы услышали вой. Проснувшись, я впервые понял, что эти цветы пахнут.