Елена Арсеньева - Дом проклятых душ

Маша наклоняется, чтобы поднять ее, однако в это мгновение раздаются два голоса. Она прислушивается к их разговору и забывает обо всем, в том числе и об этой бумаге, которую потом уносит сквозняком.

Нет, тогда ей не пришло это в голову, что на этом листке вполне могло быть написано окончание заклятия, придуманного Донжей! А сейчас поняла – перед ней валялась та самая бумага!

Но разве мыслимо теперь найти этот обрывок? Однако тот человек в сером настойчиво требовал этого.

Почему? Не потому ли, что красная надпись имеет какое-то особое значение для нее, для Маши Мироновой?

Но что надпись, сделанная триста лет назад, может для нее значить?!.

Попытка догадаться на мгновение отвлекла Машу от страха, который она только что испытывала, однако стоило ей оглядеться и вспомнить, где она находится, как ужас налетел снова, закружил ей голову точно так же, как сквозняк кружил ту бумажку с красными буквами…

И в эту секунду она услышала выстрел.

Маша задохнулась.

Выстрел!

Да боже мой, она, конечно, отличила бы пушечный выстрел от ружейного, но дальше ее познания не шли. Однако сейчас Маша сразу поняла, что выстрел был сделан из нагана. Причем не сомневалась: стреляли из того самого нагана, который она оставила Горностаю, положив револьвер в один карман телогрейки, а в другой… в другой она спрятала «Нокию»!

О чем она совершенно забыла, а зря!

Руки так тряслись, что Маша едва смогла достать свой «Самсунг» и найти среди «Исходящих» номер, который значился в памяти ее телефона как «Я в МТС‐2».

Нажала на вызов.

Гудки, гудки… где-то звучит великолепная музыка «Хабанеры»:

Вот так и Машу занесло ветром любви, реальной или выдуманной, невесть куда занесло, к живому человеку – или погибшему во времена незапамятные? Она сама иногда не может понять.

А он… он не отвечает. Почему?!

И вдруг послышался голос, от которого дрогнуло ее сердце:

– Алло!

Горностай.

Живой Горностай!

– Где ты? – закричала Маша, выронив от волнения телефон, но все же умудрившись поймать его у самого пола. – Где ты? Не клади трубку! Я тебя ищу! Не клади трубку!

– Я здесь! – раздалось в ответ. – Здесь! Где ты?

– Говори, говори! – требовала Маша. – Я тебя ищу! Говори!

Она металась от одной двери к другой, ловя каждый звук…

Вот здесь! Голос доносится отсюда! Горностай за этой дверью!

Маша схватилась за ручку, с силой рванула дверь на себя, но та даже не шелохнулась.

– Я здесь! – в ужасе закричала девушка, дергая ручку снова и снова. – Но не могу открыть!

Она в отчаянии приникла к двери, заломила руки… и в это мгновение та резко подалась вперед, и Маша буквально упала в руки какого-то незнакомого человека в телогрейке и в старых галифе.

«Ай, не он! не он!» – едва не закричала она, подобно Марье, правда, не Ивановне, а Гавриловне, правда, не из «Капитанской дочки», а из «Метели», однако от Пушкина никуда не денешься… и, согласно сюжету, Маша, как и Марья Гавриловна, упала без памяти.

Из дневника Василия Жукова; неизвестно когда

Я остолбенел!

И это дом разбойника Донжи? Донжа наклеил на стены бумагу?!

Не может быть!

И все-таки они были наклеены на стены, эти листы, кем бы то ни было, и я мог ходить между ними, с изумлением разглядывая мелкие неразборчивые буквы. Впрочем, нет, на одном листке была напечатана буква P. Что это значило, я не понимал, только осознал, что к Донже это, скорее всего, не имеет отношения. Потом в глаза бросилось: у самой двери один лист – желтый, покоробленный, – был наклеен вверх ногами, а на нем краснела надпись, сделанная, такое ощущение, кровью: «oıɐmɓǝmиdu oıѣvоʚ oıоw ʎnˋиѣɓ ɐɓ ıqʚоvоɹ оɹǝ ѣʚɓ ɐн».

Я хотел оторвать листок, чтобы его перевернуть и прочитать, но удалось оторвать только ту часть, на которой было написано «oıɐmɓǝmиdu oıѣvоʚ oıоw ʎnˋиѣɓ ɐɓ».

Не тотчас, но все же я разгадал, что там написано, а потом и весь текст понял. Вспомнились гимназические годы, когда мы напропалую увлекались разными шифрами. Чего только не изобретали! А уж прочитать написанные вверх ногами слова – тогда это нам было проще пареной репы.

Смог я прочесть их и теперь…

Не эту ли надпись не смогли разобрать хожалые Ивана Горностая? А Марусенька сказала, что на стене было совершенно определенно указано, на сколько голов заклят клад.