Елена Арсеньева - Дом проклятых душ

Добравшись до Завитой, Жука поставил джип так, чтобы его нельзя было увидеть с тропы, ведущей в деревню. Однако ждать пришлось долго, начали заедать голодные вечерние комары, и Жука даже перепугался: а вдруг они с Глафирой оказались никакими психологами? Что, если Машке осточертели приключения, альтруизм и та дурацкая любовь, которую она испытывала к романтическому герою Горностаю?

Натерпелся он страху. И только потом взбрело ему в голову вспомнить про другую дорогу, от Линды! Проехал к дому окольными улочками, зная, что шума мотора его джипа не услышит никто, кроме Машки, и не увидит его, кроме Машки, никто, – и вот, пожалуйста! Она услышала этот шум, сорвалась с крылечка, на котором посиживала, – и ломанулась в дом.

Ловушка захлопнулась! Теперь надо подождать сигнала Глафиры и идти забирать добычу.

Долгожданную добычу…

Из дневника Василия Жукова, 1930 год

Очнувшись спустя не знаю сколько времени, я решил поначалу, что попал в рай: уж не помню, сколько лет не спал на настоящем белье, пусть и на грубоватом, с залежалыми складками, но на чистом и даже с прошвами [17] Полоска домотканого кружева или вышитой ткани, которой окаймлялись простыни в крестьянских домах. . Потом я узнал, что это была часть хозяйкиного приданого, и все двадцать лет, минувшие со времени свадьбы, белье лежало нетронутым. Я был тоже чист и облачен в другое, не свое, заношенное и застиранное, а новое исподнее домашнего шитья. Нога моя оказалась пристроена в лубки и накрепко замотана холстиной.

Горница, в которой я лежал, была убрана хоть и бедно, но тоже сияла чистотой. На лавке рядом с моей постелью стоял глиняный горшок с большим букетом васильков, и я догадался, что эти цветы собраны ради меня, с намеком, ведь они мои тезки. Меня это почему-то растрогало.

Через несколько минут дверь слегка приоткрылась, и в щели блеснул чей-то испуганный и внимательный глаз. Потом раздалось радостное восклицание, дверь захлопнулась, но спустя некоторое время отворилась вновь, и на пороге появилась Анна Яковлевна Скворцова с подносом в виде деревянной разделочной доски, уставленной мисками с едой. За матерью следовала Наташа, необычайно румяная и нарядная (никогда ее такой не видел!). Она несла чистое полотенце и криночку с молоком.

Сначала меня сытно накормили (давно так вкусно не ел, поскольку баба, у которой квартировал, была криворука на редкость!), а затем я спросил, как попал в дом Скворцовых. Мне не без запинок поведали историю моего спасения. Оказывается, хозяин (звали его, кстати, Степан Петрович) пошел ночью проведать сети, которые выставил на берегу Завитинки, да и наткнулся на меня, лежащего без памяти.

Я вытаращил было глаза, но про случайно услышанный ночной разговор не обмолвился ни единым словечком, а только поблагодарил за спасение и уход.

Да уж, Анна Яковлевна и Наташа ухаживали за мной, как за самым дорогим человеком. Степан Петрович заглянул только разок. Никого из женщин рядом не случилось, и я решил прояснить обстоятельства. Крепко пожимая руку Степану Петровичу, прочувствованно поблагодарил судьбу за везение: ведь надо же такому случиться, чтобы он именно в ту ночь отправился проверять сети!

– Какие сети? – вытаращился на меня простодушный хозяин.

– Да Наташа рассказала, что вы на меня наткнулись, когда сети проверить пошли, – пояснил я, испытывая неодолимое желание расхохотаться, потому что водилась в Завитинке только плотва, ради которой сети ставить – полная бессмыслица. Да и не держали здешние крестьяне никаких сетей, ни к чему они были. В лесных озерах бредешком брали иногда карасей, особенно после зимы, но чтобы сетями ловить плотву в Завитинке – это и правда было смеху подобно, и выдумать такое могла только женщина, в рыбной ловле ничего не понимающая.

Скворцов что-то пробормотал сконфуженно и быстренько меня оставил.

Значит, ничего мне той ночью не послышалось. Значит, Марусенька решила распорядиться моей судьбой…

Эта мысль поразила и уязвила меня куда меньше, чем могла бы. Как говорил кто-то из мудрых римлян, покорного судьбы влекут, а строптивого волокут. Теперь я в этом убедился вполне – и решил обстоятельствам покориться. Во всяком случае, до тех пор, пока не выздоровею.

Между тем перелом мой заживал довольно быстро.

Я чувствовал себя превосходно, и никакая боль меня не мучила благодаря настою, которым меня поили. Кто уж его готовил, не знаю, хотя и догадываюсь. И это уж точно был не станционный фельдшер, который меня изредка навещал! Боль-то этот настой снимал превосходно, однако взамен начали посещать меня такие плотские видения, от которых впору было на стенку лезть, что днем, что ночью. Ну, ночь я проводил в одиночестве, а днем на кровать ко мне то и дело подсаживалась Наташа: румяная, веселая, горячая, пышнотелая… Она была довольно неглупа, не болтлива и так откровенно влюблена в меня, что это не могло не трогать. Призрак моей разгневанной матушки, лепечущей про мезальянс, посещал меня все реже и реже, а потом и вовсе растаял в тех же полях на брегах Леты, где исчезла вся моя прежняя жизнь.