Дарья Бобылёва - Ночной взгляд [litres]

Проваливаясь в снег по пояс, с отвращением ощущая, как он забивается под одежду и тает на коже, Андрей брел к осине. Погода точно почуяла неладное – снова поднялся ветер, начал бросать в лицо колючие хлопья. Нос совсем уже не чувствовался, а обветренные губы, наоборот, горели от боли, но это было даже приятно – хоть какая-то иллюзия тепла.

Добравшись до чертова дерева, Андрей размахнулся и изо всех сил стукнул топором по глянцевому, гладкому стволу. Топор отскочил со звоном, не оставив даже царапины на промерзшей, твердокаменной осине. Андрей взвыл от ярости и, перехватив топорище поудобнее, принялся рубить как заведенный. Небо потемнело, холод пробирал до самых костей, ледяной ветер точно смерчем закручивался прямо вокруг осины… И наконец отскочила щепка, другая. Андрей наклонился к выщерблине, чтобы убедиться в своей маленькой, в пару сантиметров шириной, победе.

Из ствола текла густая темная кровь. Она сбегала по зеленоватой коре и красными округлыми ягодками падала в снег. «Красну ягоду не люблю», – вспомнил оторопевший Андрей.

Тяжелая рука легла на плечо. Андрей рывком обернулся, выставив перед собой топор. На его лезвии тоже была кровь, и как это он сразу не заметил.

Сзади стоял дед Гена. На щеке у него алела царапина, а заиндевевшие, тусклые глаза неподвижно смотрели на Андрея в упор.

– Что ж ты делаешь? – прохрипел дед, вырывая топор из рук Андрея. – Опять решил, как в тот раз?

А ведь Андрей случайно его убил, все вообще само собой вышло. В прошлом году, тоже весной и тоже в заморозки, он приехал сюда заливать в тишине семейную беду. У них с женой никак не получалось сделать самое простое для мужчины с женщиной – детей. И вот только после нескольких бесплодных лет завязалось что-то в утробе, уже даже начали осторожно прикидывать, как назовут – случился выкидыш. Получившую нервный срыв жену временно забрала к себе теща, а Андрей приехал сюда. И даже девиц с собой брать не стал.

Тем же вечером, будто почуяв приятеля издали, явился дед Гена. И с порога неуклюже посочувствовал. Андрей сначала растрогался, а потом, чем сильнее алкоголь затуманивал мозги, тем назойливей сверлил их же вопрос: откуда дед Гена узнал? Он ведь в поселке никому не рассказывал, и вообще приехал только что – откуда же Гена знал, что надо ему соболезновать?

Под конец он стал расспрашивать, дед сначала отшучивался, потом огрызнулся, потом опять слово за слово, и они опять сцепились. Андрей не помнил – кто кому и что сказал, почему все закончилось дракой. Многие не помнят, сами себя, протрезвев, не понимают, и на суде потом ничего толком рассказать не могут.

Когда он деда Гену в очередной раз толкнул, тот со всей дури треснулся головой об угол табурета. И застыл на полу небольшим мешком, пахнущим потом и куревом. Андрей расталкивал его, бил по щекам, даже массаж сердца пытался сделать, как в кино. Но Гена лежал неподвижно, скосив влево полуприкрытые глаза, и кровь из виска сочилась.

И Андрей, порядочный образованный человек, художник, сжег сельского пьяницу и колдуна Гену в бочке, а оставшееся закопал под осиной. Ждал родню деда – если она, конечно, есть на белом свете, – с расспросами, ждал полицию, но никто не пришел. Целый год никто за ним не приходил.

Зато теперь пришел сам дед Гена.

Заморозки кончились через неделю. И тут же потянулись в свои владения хозяйственные дачники, прихватив все необходимое для подготовки к новому огородному сезону.

Андрея соседи нашли почти сразу же. Он лежал у себя на участке под осиной, рядом валялся топор. Видимо, пошел, изрядно поддавши, рубить осину на дрова, упал и замерз. Только вот странно – заморозки-то были не самые сильные, снегом землю лишь припорошило. А Андрей лежал твердый, заледеневший, покрытый изморозью. Как будто дохнуло на него откуда-то необыкновенным, убийственным холодом и прохватило мгновенно и насмерть.

Месть ( лат .).