Джонатан Мэйберри - Гниль и руины

— Это тебе не понравится, парень.

— Дайте мне пройти. Том! — Он вывернулся из захвата и ввалился в комнату. И замер.

Комната была маленькой. Будучи детьми, они с Никс играли в этом доме в прятки, но комната ее мамы всегда была такой чистой и слишком скудно обставленной, что из нее не выходило бы хорошего укрытия. Сейчас это были руины. Дешевые платья разлетелись на куски, и вся одежда миссис Райли — брюки и блузки, чулки и нижнее белье — была разбросана по полу, притоптана тяжелыми ботинками и запятнана кровью.

Том сидел на углу развалившейся кровати. Его пистолет валялся рядом на полу. Джесси Райли, скорчившись, лежала перед ним. Бенни мог видеть, что ее лицо — всегда такое доброе и красивое — сейчас было неузнаваемой массой из синяков и разодранной плоти. Один глаз заплыл, другой был горящим и остекленевшим от потрясения. Она цеплялась за Тома, ухватившись за его грудь и рукав, словно они являлись единственным, что удерживало ее в этом мире. Костяшки на руках были красные и содранные. Подобно Никс, она сражалась и сражалась жестко.

— Миссис Райли, — позвал ее Бенни, но женщина никак не показала, что услышала его.

— Не сейчас Бенни, — прошептал брат. — Она должна поспать.

— Том, — спросил он, — с ней все будет хорошо?

Тот медленно поднял голову, и по его потерянному и сломленному выражению глаз Бенни понял, что дальше уже ничего не будет хорошо. Это время ушло, когда мужчины с жесткими кулаками и пустыми сердцами вторглись в этот дом.

— Медики уже на месте, Том, — доложил капитан Странк.

Том покачал головой.

— Дай мне лучину.

Нож. Простое слово, и лишь для Бенни оно было так отвратительно, что ему захотелось кричать. Оружием, которое просил Том, была пятнадцатисантиметровая полоска отполированного металла. Плоская с одного конца, чтобы надавливать на него, и заостренная и узкая с другого, для прокалывания. Том никогда не носил с собой такое оружие. Он пользовался кинжалом с темным лезвием, который держал в сапоге. Бенни видел, как брат делает это, но Том не хотел использовать этот нож сейчас. Не в этом случае.

— О, нет… — запротестовал Бенни, когда Странк достал один из ножен, висевших у него на поясе, и передал Тому.

Том кивнул, а затем, бросив взгляд на дверь, снова перевел его на Странка. В ту же секунду капитан развернулся и вывел всех собравшихся, хотя те и медлили в коридоре. Но Бенни не сдвинулся с места.

Он обратился к Тому.

— Может, она еще поправится, Том. Может, ты ошибаешься.

— Нет, — сказал Том с яростью в голосе, — она уже ушла.

И тогда он увидел это. Руки, повисшие на Томе, держались только за счет уцепившихся за складки его рубашки пальцев, но суставы уже ослабли и локти отвисли под своим собственным пустым весом. Том крепче прижал ее к себе и, когда он сделал это, безжизненные руки упали, раскинувшись, как умирающие цветы, по сторонам кровати. Придерживая ее одной рукой, и, приобняв второй, Том приставил кончик лучины к основанию черепа.

Каждый, кто умирал, возвращался как зомби. Не важно, как и кто это был. Подобная участь настигала всех.

— Иди наружу, Бенни.

— Я… не могу.

— Бенни… прошу тебя!

Он отступил назад не дальше дверного проема, но не смог заставить себя уйти.

Том прикрыл глаза, сначала слегка, как будто заснул. А потом, что было сил, сжал их, словно потерялся в ужасном ночном кошмаре, в котором не мог кричать. Он закусил губы, его грудь вздымалась — раз, два — и последовала вспышка металла.

Джесси Райли никогда не восстанет из мертвых. Она перенесла достаточно страданий и будет избавлена от последнего унижения.

Бенни так и стоял в дверном проеме несколько минут, пока брат сидел на краю кровати, покачивая ее на руках вперед и назад. Он не кричал, не проронил ни одной слезы. Вместо этого Том пожирал свою боль, кусая ее так сильно, чтобы запихнуть весь этот яд глубоко в душу. Бенни понимал это. Возможно, наступит такое время, когда весь гнев вырвется наружу. Но не сейчас и не здесь.

Не когда Никс находится неизвестно где.

Спустя долгое время Том опустил Джесси и полностью укрыл ее простынями. Он нетвердо держался на ногах и стоял над ней, низко наклонившись, и Бенни видел, как губы брата шевелились. Была ли это молитва или же слова обещания?

Бенни ничего не сказал. Он понимал, что был здесь чужим, незвано вторгшимся в неприкосновенную сторону жизни брата… но он не мог уйти. Не мог бросить его, точно так же, как тот не мог покинуть маму Никс.