Дарья Беляева - Долбаные города [СИ]

— Что это, вашу мать, и как это остановить?

Мистер Гласс утер глупые, детские слезы.

— Скоро все закончится.

— Он что умрет?!

Тут мистер Гласс, конечно, посмотрел на меня как на идиота. Он даже плакать перестал.

— Ты правда думаешь, что я хотел убить моего мальчика? Он излечит его. Он вернет ему здоровье. Он может дать все: здоровье, успех, власть. В обмен нужно очень немногое.

Я повернулся к Леви. Моя рука лежала на его груди, и я вспомнил ту странную штуку из детства, способ словить кайф, надавив на грудную клетку. Говорили, сердце отключается на пару секунд. Леви вдруг перестало трясти, он замер, сначала чрезмерно напряженный, а затем мертвенно расслабленный. Я тут же нащупал его пульс.

— Стать его частью, — закончил мистер Гласс. — Я просто хотел как лучше, Макси. Ты должен меня понять. Любой отец хочет, чтобы его ребенок был здоров.

И я подумал, что мистеру Глассу важно оправдаться. Что он говорил все это мне и одновременно — Леви.

Рот Леви был приоткрыт, я попытался ощутить его дыхание на ладони и заметил легкое свечение между зубами.

— Макс, отойди. Ты не должен…

— Заткнитесь! То есть нет, сделайте прямо противоположное. Скажите, как я могу ему помочь?!

Я надавил Леви на челюсти, раскрыл ему рот и увидел их, подземных, желтых, светящихся слизняков.

— Все уже случилось, — сказал мистер Гласс. — Оставь его в покое.

Он старался говорить спокойно. Наверное, понимал, что лучше не кричать на человека с пистолетом в руке.

— Ты и так пересек границу.

И тут я ее увидел. Нас с мистером Глассом разделяла линия, она светилась ярким, неестественным желтым, как мультяшные токсичные отходы, как волшебное зелье ведьмы. Это была странного рода жидкость, она не растекалась, но и не застывала, казалось, что она течет по кругу, двигается, подпитывает что-то, как река дает силу мельнице. Я попал в пространство, где могли происходить абсолютно любые вещи. А вот мистер Гласс все еще оставался за его пределами.

Я посмотрел на Леви, голова его была безвольно запрокинута. Я сказал:

— Ты бы этого не одобрил, но мне придется.

Я запустил пальцы ему в рот и достал слизняка, я сжал его в кулаке, и он рассыпался на сноп обжигающих искр.

— Убирайся! Убирайся! Убирайся!

Мне было противно оттого, что бог проник в Леви, оттого, что в Леви теперь эта дрянь, убивающая людей и питающаяся их душами. Он не должен быть частью всего этого.

— Как насчет выбора? Вы вообще знаете что-нибудь о согласии? С вашим подходом, держу пари, парочка женщин из вашей молодости придержали иски об изнасиловании.

Я болтал автоматически, не вдумываясь в то, что говорю, я вытащил еще одного слизняка, и еще одного, и еще одного, я бросал их на пол и давил, и то, что от них оставалось, прожигало веселенькие, крошечные дырочки в паркете. Я грязно ругался, так что в чуть иной ситуации мне стало бы стыдно перед отцом моего лучшего друга.

Но отец моего лучшего друга хотел отдать его стремному богу, так что я мог не переживать о его впечатлениях. Леви вдруг закашлялся, я дернул его за воротник, наклонил на полом, и Леви выкашлял одну тварь, затем вторую.

— Они вытащат из него все, — сказал мистер Гласс. Леви все кашлял и кашлял, его тошнило, и слизняки падали на пол, эти подземные звезды, и я подумал, что скоро прожгу подошвы ботинок, стараясь избавиться от них. Голодные глаза стремного бога.

Я удерживал Леви, чтобы он не свалился, чувствовал спазмы, накрывающие его, чувствовал жгучую боль внутри, страх, желание вдохнуть как можно глубже. Все это было частью меня.

Я изменил что-то в нас обоих, прервав мистера Гласса, спаял, связал на этом крохотном пятачке земли, где все возможно. Но я не думал, что ошибался. Твари оставляли его, и я чувствовал, что внутри Леви снова появляется место для него самого. Но как же много их было. В его теле не могло и не должно было помещаться столько подземных звезд. И я думал: только не умирай, ну, блин, пожалуйста, и на большее меня не хватало. Самоирония вернулась ко мне только, когда Леви встряхнуло в последний раз, и он впервые вдохнул достаточно глубоко.

— Я думал, только в мультиках люди блюют чем-то блестящим.

Спустя секунду я перестал его чувствовать, совсем-совсем. Я подумал, что Леви умер, но он дышал, дрожал. Когда Леви поднял на меня взгляд, глаза у него были желтые.

— Привет, Макси, — сказал он. — Рад нашей встрече.

И я подумал: долбаный Дейл Карнеги учил тебя улыбаться, а? Долбаный Дейл Карнеги в мире гребаного Дэвида Линча.