Борис Конофальский - Инквизитор. Вассал и господин [СИ]

– Спасибо, экселенц.

– Иди уже, помойся,– сказал Волков,– а то госпожа Брунхильда морщится от тебя.

– Обязательно, экселенц, лишь бы госпоже Брунхильде угодить.

Он, кажется, первый раз назвал её «госпожой». И Брунхильда это отметила. Загордилась. Вот теперь и Сыч её госпожой признавал, оставался ещё Ёган.

Она уже освоилась в доме, уже все слуги, и Яков и Мария слушали её больше, чем самого Волкова. За мелкую монету стала она звать местных баб чистить дом, скоблить стены, потолок от сажи. Дом совсем уже не походил на тот огромный и крепкий сарай, которым он был по началу. Он стал тёплым и пах хорошей едой. И все вокруг, даже господа офицеры, беспрекословно выполняли её просьбы. Она во всё лезла, что касалось хозяйства, и во всём разбиралась. Ежедневно принимала молоко от местных баб, собирала сама яйца, следила как Мария замешивает хлеб, и всё, всё прочее делала. А ещё она стала читать, да не просто, а монах ещё в Ланне выучил её читать на языке пращуров, она и увлеклась, теперь могла и любую молитву из Писания прочесть и перевести, не дура авось. Баб местных собирала, читала им из книги, и детей местных привечала, то хлебом белым, то каплей мёда. Они часто во дворе дома крутились. И звали её не иначе как «милой госпожой». Быстро стали её любить тут все.

И чем тогда она не госпожа? Госпожа. Кто же в том усомнится, когда помимо всего она ещё каждый день ложилась с господином в кровать. Только вот пока не венчаная, а так настоящая госпожа.

И Волкова не удивило, когда как-то однажды пришли мужики, и не к нему пришли, а к ней. Как к заступнице, и стали говорить с Брунхильдой о делах, что её не касались.

– Вы уж вступитесь за нас, госпожа, – невесело бубнил один из них.– Уж утихомирьте вашего управляющего.

А она не отправила их к господину, проявила участие:

– И что же он?

– Неволит, госпожа, поначалу как приехали, господин обещал, что барщина будет два раза в неделю, а управляющий свирепствует, почитай каждый день гоняет: то на сено, то канавы в болоте рыть гоняет.

– Каждый день гоняет?– Интересовалась искренне девушка.

Волков прислушивался поначалу к этому разговору, а потом встал и подошёл:

– Значит, гоняет вас на барщину?

– Гоняет, господин, нешто у нас своих дел нету?

– А какие же у вас дела, поля вспахали, засеяли, заборонили, что за дела у вас?

– Ну, в огороде так всякие дела…– Начал было мужик.

– В каком ещё огороде, никогда не видал вас в огородах, там и бабы ваши управляются.

– Ну, со скотиной дела разные…– говорил мужик.

– С какой ещё скотиной дела?– Не верил Волков.– Баба твоя с утра её подоила, да к пастуху выгнала, и вечером подоила, у тебя какие дела со скотиной? Ты и не видишь её. Только молоко от неё видишь. И косишь сено ты не для меня, ты для себя, скотине на зиму косишь…

– Как же для себя! Две трети сена управляющий вам возит.

– Так лошадям зимой есть нужно будет, а лошадьми ты пользовался, когда поле пахал.

– Так то не наши лошади! То ваши лошади.– Загалдели мужики.

– Ах, вот как, а кто за вас долги выплатил барону соседскому.

Мужики не отвечали, стояли сопели.

– Что молчите? Забыли? Вот и косите сено мне, не то будете лошадей в долг у барона брать.

– А как же канавы?– Вспомнил один из пришедших.

– Будете копать, – строго сказал Волков,– не для меня копаете, а для себя, там вам выпасы дам, коли из болота луга получатся.

– О!– Мужики в такое не верили, стали махать руками.– Никогда там лугов не будет.

– Будете копать, – повторил Волков.– Если вас не заставлять, так вы с печи слезать не будете. Управляющий говорит, что вы лентяи все.

Мужики насупились ещё больше.

– Господин мой,– вмешалась Брунхильда,– может, поговорить с управляющим, может людям дать передых, может у них и вправду по дому дела есть.

Лезла она не в своё дело, но так она была красива и мила, что не смог он ей ответить отказом, махнул рукой и сказал:

– Ну, скажи Ёгану, пусть даст послабление. Только зря это всё, нет у них никаких дел.

– Я поговорю с управляющим,– улыбаясь говорила Брунхильда,– ступайте.

– Вот спасибо вам, милая госпожа,– кланялись ей мужики.– Отрада вы наша.

Дурь, конечно, это была бабья, нечего было этих мужичков жалеть. Прав был Ёган, прохиндеи они и лентяи, но так рада была Брунхильда, так довольна собой, что Волков ничего не стал ей выговаривать. Она довольна, ну и он доволен. Пусть по её будет.

Ещё через день к нему пришли солдаты, те, что из людей Рене и Бертье, было их немало, человек двадцать, они вызвали его во двор, и сержант от лица всех начал: