Астрид Фритц - Охота на ведьму [litres]

– Твоя мать была необычайной женщиной, – наконец произнес он, поворачиваясь ко мне. Печальная улыбка сползла с его губ. – Я сделаю все, чтобы ее похоронили по христианскому обряду.

– Так значит, вы знаете… – пролепетала я. – Знаете, что она…

– Да, то ведомо мне. Мой брат по ордену Мартин рассказал мне все о постигшем его горе. И потому я здесь. Мужайся, дитя. Городской лекарь уже приходил?

– Нет, еще нет… – И я не сдержалась: – Мама ни за что не поступила бы так с нами!

– Я знаю. Но знаю я и то, что она страдала от меланхолии, опасной хвори духа и души. – Лицо его посуровело. – Ей нужно было вовремя обратиться к своему духовнику. Или ко мне. Проведя экзорцизм [13] Экзорцизм – изгнание дьявола. , ее можно было бы исцелить.

– Но что, если она просто ходила во сне? Что, если этот сосед возводит на маму злую напраслину?

– И это тоже возможно. Но что бы ни случилось, если врач и духовник смогут доказать, что самоубийца действовала в помрачении рассудка, ее можно будет похоронить по-христиански. Я поговорю с мастером-медиком и отцом Оберлином.

Во мне затеплилась надежда, но в то же время мне показалось странным, что приор обсуждает все это со мной, а не с моим отцом – хозяином дома и супругом покойной. От перенапряжения последних часов мне сдавило грудь, и я почувствовала, как слезы вновь наворачиваются на глаза.

Похоже, настоятель это заметил.

– Доверься мне, Сюзанна. И, главное, уповай на Господа. А теперь проведи меня к твоему отцу, дитя.

Закрыв дверь, я вздохнула едва ли не с облегчением.

– Можно у вас кое-что спросить, брат Генрих?

– Спрашивай, Сюзанна.

– Правда ли, что тело самоубийцы может навлечь на людей страшную беду – войну, мор [14] Мор ( устар .) – название любой смертоносной эпидемии. , бурю?

– Все это лишь старые суеверия. Но истинно то, что по ночам у могилы самоубийцы могут собираться ведуны и ворожеи, чтобы набраться колдовских сил от отравленной демонами неупокоенной души. Потому действительно надлежит сжигать бренные останки самоубийц. Но знай, что твоя мать не покончила с собой по собственной воле. Так или иначе, произошел несчастный случай. И я приложу все усилия, чтобы люди поняли это.

– Так вы были с ней знакомы?

Приор удивленно посмотрел на меня.

– Разве она никогда не рассказывала вам, детям, что мы с ней выросли вместе?

Я покачала головой.

– Странно. Наши семьи жили по соседству в переулке Шустергассе.

И тут я вспомнила, что после того, как Мартин принял постриг [15] Постриг – обряд принятия монашества, включающий клятву нестяжательства, целомудрия и смирения, которой послушники навечно связывают себя с монастырской общиной. восемь лет назад, мама о чем-то подобном упоминала. И потом, некоторое время спустя, Мартин однажды сказал, что его приор кажется суровым и озлобленным человеком, а мама тихо добавила, что тот еще в детстве был немного странным. Но, конечно, об этом я сейчас говорить не стала.

Поднявшись на четвертый этаж, мы миновали комнатенку, где я теперь жила одна – Мартин ушел в монастырь, а Грегор спал внизу, в лавке, отгородив себе спальное место дощатой стенкой. Взгляд настоятеля упал на мою все еще не застеленную, распотрошенную постель, и мне стало очень неловко. На пороге спальни моих родителей монах остановился.

– Если что-то тревожит тебя, ты всегда можешь обратиться ко мне. Обещаешь, Сюзанна?

– Спасибо, – сдавленно пробормотала я.

В тот момент мысль о том, что этот Божий человек на нашей стороне, принесла мне немалое утешение.

Селеста, Эльзас, весна 1439 года

Пощечина, которую тетка влепила Генриху, огнем горела на щеке девятилетнего мальчишки, но он сумел сдержать слезы.

– Это чтобы ты запомнил: когда колокола звонят к вечерне [16] Вечерня – вечерняя молитва (проводится около 6 часов вечера). , ты должен быть уже дома! А вовсе не тогда, когда уже стемнеет! – прошипела она обеззубевшим ртом и поволокла мальчика к дверному проему, за которым виднелась темная крошечная мастерская. – Марш в кухню!

Генрих упрямо поджал губы. Пусть тетка влепит ему еще одну пощечину – наплевать. Он чувствовал себя отважным рыцарем, захватившим вражеский замок во имя своего сюзерена.

Мальчик оглянулся, мечтая бросить еще хоть один взгляд на Маргариту. Девочка стояла в переулке и махала ему рукой, но прежде, чем он успел помахать ей в ответ, дверь уже захлопнулась.