Георгий Старков - Сказка об уроде [сборник]

— Эй, пьяная голова, опять завёл свою волынку? — захохотал пузатый трактирщик за стойкой. — Кто стал жертвой твоего красноречия на этот раз?

Я вежливо улыбнулся:

— Я в вашем поселении проездом, утром уезжаю. Зашёл пропустить кружку пива перед сном.

— Не вздумай поверить тому, что расскажет этот сказочник, — усмехнулся толстяк. — Он у нас знатный болтун. Никто всерьёз не воспринимает его россказни.

— Провалиться мне вот на этом самом месте, если я когда-либо говорил хоть слово неправды, — раздражённо проворчал старик и глотнул вина. — Ты слушай меня, слушай, а потом уж сам решишь, где правда, а где ложь… Да, это были мальчик и девочка, и многие в то лето видели, как они бродят по улицам или сидят на обочине и играют булыжниками. Они не разговаривали ни с кем, и люди тоже их не трогали. Но однажды утром…

Старик перестал говорить. Его дряблые веки опустились, а руки, сжимавшие бутылку, сползли на стол. Я подождал немного и спросил:

— Что же дальше?

Он вздрогнул и очнулся. Первую секунду он смотрел на меня с удивлением, будто не узнал меня, потом его взгляд обрел осмысленность.

— Чуть не задремал, — сказал он виновато. — От этого дешёвого пойла меня всегда клонит в сон. До какого места я добрался?.. Ах да, однажды утром мы проснулись и увидели, что шатров больше нет. Цирк уехал, и вместе с ним город покинули все, кто с ним прибыл. Кроме этих детей. Они по-прежнему бродили по городу, играли, гонялись друг за дружкой. Люди удивлялись, почему их здесь бросили, и хотели помочь детишкам. Но не тут-то было: едва увидев, что к ним кто-то приближается, мальчик и девочка убегали со скоростью ветра, и никто не мог за ними угнаться. Было странно, что маленькие дети бегают так быстро — но ведь они пришли с цирком, и у них могло быть много неожиданных талантов…

Всё сухое, солнечное лето их видели то тут, то там. Горожане успели к ним привыкнуть. Даже перестали удивляться, чем это они питаются, где живут. Они никому не мешали, и мы не особо рьяно пытались вторгнуться в их жизни. Малыши стали частью нашего сонного городишка — маленькой безобидной щепоткой тайны, которая придавала ему очарование. Но когда настала осень и пришли холода… всё… стало… по-другому…

На последних словах речь старика стала совершенно невнятной, а сам он почти коснулся носом поверхности стола. Я мог бы допить своё пиво, встать и уйти в постоялый двор: утром нужно было рано вставать и отправляться на дорогу. Но история о детях заинтриговала меня, и я потряс пьяницу за плечо:

— Ну и? Что случилось осенью?

Старик что-то нечленораздельно промычал, взялся за бутылку, поднял его в воздух и положил обратно с разочарованным кряхтением: сосуд был пуст. Я посмотрел на него и вздохнул:

— Я куплю тебе ещё вина, самого лучшего, если расскажешь свою историю до конца, не заснув на полуслове.

Он тут же выпрямился, в потухших глазах снова появился блеск:

— По рукам.

Пару минут пришлось потратить на то, чтобы купить вина у трактирщика, откупорить бутылку и дождаться, пока старик не отопьёт пару глотков, причмокивая от удовольствия. Затем он подпер голову рукой и продолжил:

— Я тогда был молод, красив и богат, и жена моя была ещё жива. У меня был большой дом на главной улице города — сейчас всё распродано за долги. И вот однажды вечером, когда третий день хлестал ливень, они пришли ко мне, постучались в двери. Я открыл им, и мальчик сказал:

«Добрый вечер, господин».

Голос у него был очень тихий, лишенный выражения, будто он находился в глубокой скорби.

«И вам доброго вечера», — удивлённо ответил я. Раньше мне не доводилось слышать, чтобы странные дети кому-то пришли в гости. Оба они были промокшими до нитки, и мне стало их жалко. Я решил, что дети просятся переночевать. Я уже начал представлять, как напою бродяжек горячим чаем и накормлю свежими оладушками, испеченными женой, а за ужином узнаю их тайну — кто они такие, почему не уехали с цирком, по какой причине чураются людей.

Но мальчик лишь сказал, не поднимая на меня взгляда:

«Если в доме у господина есть масло, могу ли я попросить кусочек?».

«Масло?» — переспросил я, сбитый с толку. Он кивнул. Дождевая вода потекла с его лба на щеки. Я присмотрелся к детям, впервые изучая их со столь близкого расстояния. Первое, что бросалось в глаза — они были очень красивы. Кожа детей была смуглой и гладкой, черты их лиц — нежными и тонкими, будто нарисованными опытным художником, и даже многочасовое пребывание под дождём не смыло с них налет аристократичности. Они не могли быть детьми простолюдинов, и казалось невозможным, что они путешествовали вместе с цирком уродов, а теперь бродили без крова в нашем затхлом городке.