Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

– Уф! – Маруся опустилась на бревно и положила голову на плечо Спортсмену.

– Устала, рыженькая? – тот добродушно потряс её за плечи. – Курить будешь?

Они отбили ещё с километр у тайги. Это можно было назвать боем, поскольку деревья настолько сгрудились, что касались друг друга не только кронами, но и стволами. И без того тусклый солнечный свет едва просачивался сквозь кроны, как через мелкое сито. Сухостой и репей забавлялись с одеждой. Молчун, дымя сигаретой, лениво отдирал мелкие «собачки» и колючие, ежистые шарики с брюк. Бревно было старым и трухлявым, заросшее с севера мхом. Определить его наименование казалось невозможным, но Маруся, поковырявшись в коре, заявила, что это кедр. Никто с ней не спорил. Лишь Спортсмен буркнул:

– Бревно и есть – бревно. Главное, сидеть удобно.

– Нет здесь никого, – захныкала Маруся. – Сюда ещё ни один человек не забредал.

– Мы же забрели! – резонно заметил Спортсмен. – Всю жизнь мечтал открыть ещё неизведанное, девственное. И чтобы это назвали моим именем.

– Вот и открыл бревно, – хмыкнул Молчун. – Бревно Спортсмена? Звучит? Всё равно как: Спортсмен – бревно.

– В таком случае желаю тебе открыть дуб, – огрызнулся Спортсмен.

Помолчали, покурили, отдышались.

– Трогаемся дальше или повернём назад? – брезгливо откинув «собачки», поинтересовался Молчун.

– Давайте слегка поотлыниваем, – отдирая репейник с Марусиных джинсов, предложил Спортсмен.

Она отвечала ему тем же, то есть отдирала с его штанов, да так, что Молчун позавидовал.

– А это ещё что такое? – рука девушки скользнула по карману, нащупав там нечто круглое и твердое.

– Тут штука серьёзная! – с наигранным предостережением отреагировал Спортсмен и извлёк из кармана клубок промасленной тряпки, развернул и взвесил на ладони содержимое.

– Вот это да! – восхитился Молчун. – Нет слов!

– Граната? – осторожно рассматривая предмет, прошептала Маруся.

– Свеженькая. В маслице ещё.

– Где достал?

– Стырил у Командира.

– Как же тебя угораздило? – хохотнул Молчун.

– А когда кровати таскали. Мне его рюкзак попался под ноги. Ну я… пнул, соответственно. Она и выкатилась. Пошарил, а там ещё с дюжину будет.

– Зачем это ему?

– Нет. Почему он скрыл от нас, что взял с собой гранаты? А если бы я посильнее пнул?

– Может быть, и не скрывал. Потом сам расскажет?

– Ага. Дождёшься от него.

– Брать чужое нехорошо, – уморительно погрозила пальчиком Маруся, улыбаясь. Ей опять стало легко и просто. Хорошо, когда рядом Спортсмен! Она пыталась найти слово, чтобы выразить своё настроение, но на ум шло только «лучезарное», что было глупо и не по смыслу. Страх уходил, вернее – уступал место усталости. Как умиротворённый ребёнок спит, оставив хулиганские проделки. Но кто может поручиться, что через минуту он не проснётся и не зайдётся истерическим плачем…

– Я чужого не беру, – запихивая гранату обратно, ответил Спортсмен. – Всё нужно делить по-честному. Если нас шестеро, то и делить надо на шестерых и пищу, и оружие. А он, жмот, зажал. Я просто взял часть своей доли.

– Не боишься, что в штанах взорвётся? – подтрунивал Молчун.

– Не надо, – подыгрывая, с укоризной рассматривая Молчуна, как будто тот в самом деле мог быть причиной взрыва, хихикнула Маруся. – Он ведь тогда вообще… Командиру шею намылит. Да и делать ничего не сможет, – и погладила Спортсмена по тому месту, о котором говорили.

– А мы протез присобачим, – нашёлся Молчун, чем вызвал новые улыбки. – Чего смеетесь? У нас в Афгане был такой случай. Один пошёл по нужде за пригорок. А тут обстрел. Ему осколочком ровненько краешек и срезало. Зажал в кулак, кровь хлещет, бежит, орёт… Потом встретил. «Ничего, – говорит, – протез поставили». И ещё случай был…

Но, похоже, Спортсмен с Марусей его уже не слушали, занятые друг другом. Он что-то нашептывал ей на ушко, а она виновато косилась на Молчуна.

– Ладно, – тот поднялся, – пройдусь вдоль валежника. Посмотрю, что там, – и улыбаясь, скрылся в чаще.

– Хочешь орехов? – ни с того ни с сего спросил Спортсмен и запустил руку в крохотную норку под бревном. Вынул кулак, разжал и высыпал в подставленные ладони горстку кедровых орешков.

– Зачем бурундучков ограбил? – смутилась Маруся.

– Ничего. Ещё насобирают, лоботрясы, – и вновь запустил руку в норку.