Мария Британ - Чувствуй себя как дома

А Лида… Эта женщина в ярко-розовых лосинах без устали бегает за ним.

В свободное время я ищу Тору, брожу по городу в надежде встретиться с ней, пытаюсь поговорить с ее родителями, но – бесполезно. Город неприветлив, как и тетя Марина и дядя Антон. «У Торы все отлично, но она не хочет тебя видеть, – говорят они. – Нам очень жаль, ты хороший парень».

После очередной неудачи я возвращаюсь домой – пить чай и молчать о главном.

А потом снова утро. Снова будильник, который заедает и выключается через раз. Снова в зеркале заспанное непонятно что – мое лицо?.. Снова матушкины сырники. Снова Кайли Миноуг по радио. Снова восемь пятнадцать и корпус. Снова «Хорошего дня!» от Бруно, а между букв – «Где она?». Снова тренировки и сбитые костяшки на руках. Снова матушкины шрамы по всему телу, как тающий воск. Снова сон на правом боку. Снова запах гари, а не яблок.

Снова, снова, снова…

Я схожу с рельсов, как поломанный паровоз. Иногда я вытаскиваю матушкин подарок из-под кровати и радуюсь, что она не выкинула его.

Время летит.

Мы с матушкой празднуем Новый год. Рождество. Двадцать третье февраля. Восьмое марта. Мы празднуем все что угодно, но не ее возвращение.

Торы нет семь месяцев.

А Бруно по-прежнему задергивает шторы. По-прежнему пьет виски. По-прежнему дергается, когда ему кто-то звонит.

Мы ждем ее вместе и глотаем наше общее «снова».

Сегодня мне исполнится двадцать три. В свой день рождения я просыпаюсь из-за тиканья. Что-то крутится внутри меня, оживает, и это «что-то» очистилось от ржавчины.

Раз – и я подскакиваю. Все изменилось: мой дряхлый шкаф блестит на солнце, как старушка-невеста, а трещина на зеркале улыбается .

Тик-так.

Я сползаю на пол и прислоняюсь ухом к пыльному ковру.

Тик-так.

Это сердце. Я узнал бы его из тысяч других. Ворон. Ворон ожил.

И существует лишь один человек, способный сделать мне такой подарок на день рождения.

Где же ты была, моя Хлопушка?

Я нащупываю в кармане шестеренку. С того вечера я не расстаюсь с ней. Это доказательство того, что Тора реальна. Что я не тронулся умом.

Запах выпечки повсюду – матушка готовит торт. Я спускаюсь на первый этаж и обнимаю ее.

– С днем рожденья тебя-я-я, – поет она.

Я благодарю матушку, а вместе с ней и весь мир: скоро нам исполнится двадцать три.

– Пожалуй, пройдусь немного. До завтрака успею, обещаю, – бросаю я, а сам выбегаю на улицу.

С каждым шагом Ворон тикает все громче. Он скучал и рад, что вернулся из отпуска. Да и я рад.

Я тоже вернулся.

До дома еще далеко, а я уже слышу запах яблок. На клочке облака висит утренняя луна, точно игрушка над детской кроваткой. Я спотыкаюсь, перелезаю через обломки сгоревших монстров, где совсем недавно побывала Стая.

И вот я у цели. Преодолею две ступеньки – дотянусь до звезд.

Покореженные ворота за моей спиной рыдают. Яблони шелестят, срастаются ветками. А Ворон… Ворон до сих пор улыбается. И пусть его тело теперь – одна сплошная гематома, он счастлив, что снова чувствует.

Здравствуй, друг.

– Тора? – зову я.

«Нет, это я. Я-я-я…» – едва слышно лязгают поломанные замки. Ворону трудно разговаривать после комы.

– Тора!

Ее здесь нет. Наверное, она оживила Ворона ночью. Или и того раньше, но я так увлекся поисками, что не заметил.

Подарок не удался.

Я падаю на колени. Шестеренка выкатывается из кармана и исчезает за горой бутылок. Холодно. В гостях у Ворона никогда не было так холодно.

Отпечатки наших ладоней стерлись. На обломках крыши свила гнездо ворона. Под ногами хрустят листья. Чей-то маленький мирок превращается в идеально мертвую плоскость.

Ты меня помнишь, Ворон?

Как отдохнул?

Поработав в Стае, я привык говорить с домами мысленно. Возможно, потому что боюсь общаться с теми, кто умирает, вслух. Возможно, потому что стыжусь. Возможно, потому что в голове все кажется нереальным.

Ворон молчит. Я – тоже. Интересно, он в курсе, сколько его братьев я сжег?

«Пятьдесят шесть» , – хрустят осколки окон.

Где-то там, на улице, в другой реальности, на чужой планете моросит дождь. Небо пытается умыть Ворона, оттереть его клиническую смерть, как пятно от шелковицы.

– Прости…

Но это «прости» тонет корабликом в луже. Я не успел натереть его воском. Я вообще ничего не успел.

– Я принес тебе подарок. Ты поможешь мне?

Ты же горел. Ты же должен уметь помогать .

Я подползаю к шестеренке и прячу ее там, где когда-то тикало сердце.