Мария Британ - Чувствуй себя как дома

– Даже Чайка? Даже она заслуживает?

Болевые точки у всех одинаковые, и плевать, что у тебя внутри – шестеренки или кровь. Я хороший спасатель и – плохой собеседник.

На лице Бруно проступают красные пятна. Пальцы каменеют. Ручка падает, укатывается под стол.

– Да, – шипит Бруно, наклоняясь ко мне. – Даже она.

– Вы по ней не скучаете?

– Я ненавижу чаек. И ненавижу магнолии.

– Именно поэтому вы плакали?

Он хватает меня за воротник и встряхивает.

– Найди Тору, Захар. Я обещаю, что не заставлю ее выплачивать штрафы. И не уволю. Она – наш единственный шанс.

– Хорошо, – киваю я, а сам прокручиваю в голове вчерашнюю сцену.

Тора исчезла. Тора обманула нас.

Тора ушла в свободное плавание.

Интересно, она до сих пор считает, что я ее выдал? До сих пор проклинает меня? Что, если в эту секунду она стирает со стен Ворона отпечатки наших ладоней?

Глупая, глупая девочка. Ты не оставила мне ничего, кроме снов. Так нечестно.

Слышишь?

Нечестно.

– Она пропала, – заявляю я, переступив порог кабинета Лиды.

К когтерезу заглянула и Ди: она переминается с ноги на ногу, готовая в любой момент разбить Zahnrad. Но сегодня нам угрожают не дома и даже не кот с отросшими когтями. Мы слабы без Торы. Все до единого.

Лида сползает на стул, вцепляется пальцами в колени. Слезший лак напоминает японские острова.

– Мы найдем ее, – продолжаю я.

Часы выстроились в ряд на длинной полке. Ди гладит циферблаты и морщится:

– Смеешься? Если она пропала, то это его рук дело. Его! Он убьет Тору. Или уже убил.

Я смотрю в потолок и вижу лицо Бруно. Перекошенное, как Пизанская башня. Он ненавидел нас с Торой, часы, Лиду, Ди. Магнолии и чаек. Нет, он не знает, где она. Бруно не умеет играть на публику. Бруно плохой актер.

– Он не виноват.

– Захар прав, – подает голос Лида. – Он нормальный .

– Да нифига! – багровеет Ди, сжимая кулаки. – Ни-фи-га! Он псих!

Я качаю головой.

– Псих, которому позарез нужна Тора. Мы будем ее искать. Хотя бы потому, что это задание твоего начальника.

– Или хотя бы потому, что ты неудачник и она тебя бросила, – парирует Ди.

– Иди к дьяволу.

Все не так страшно. Закрой глаза. Просто закрой.

Я скучаю, Тора.

Танцуй, где бы ты ни была, играй на скрипке, но не уезжай на море. Ты ведь не устала? Я буду ждать вас с Вороном. Обещаю.

– А если это действительно Бруно? – Ди подходит ко мне вплотную. Мы почти соприкасаемся лбами. – Что тогда?

– Тогда я закопаю его.

Расцарапаю изнутри. Вырву сердце. Закрою глаза и пойму, что на ощупь оно такое же, как мокрый надувной мяч.

Я сыграю им в волейбол.

– Как же вы ошиба-а-аетесь, – шепчет Лида. Слезы высохли, и черные подтеки разделили ее лицо на островки. Хонсю, Сикоку, Кюсю и Хоккайдо, не иначе. – Как же вы ошибаетесь, ребята.

Матушку выписали быстро. Я загорелся идеей поскорее восстановить Воробья, пусть и мертвого, отреставрировать его, и уже через несколько месяцев мы переехали в наш дом.

Сначала было трудно. Жить в том поселке, где когда-то пахло яблоками и танцевала самая маленькая девочка на свете, – все равно что играть в рулетку. Сегодня ничего, держишься. Не выстрелило . А завтра ты труп, потому что внезапно из шкафа выпадает плюшевый кот. Или проигрыватель. Она не забыла их, но забыла все остальные вещи, включая тебя.

Матушка обрадовалась, когда я притащился к ней с двумя чемоданами. В первом – моя одежда. Во втором – одежда Торы.

Когда Хлопушка найдется, я поглажу ее любимое платье. А она найдется. Нужно только зачеркивать дни в календаре. Угольком. Этот урок я усвоил с детства.

Теперь мы с матушкой часто пьем чай по вечерам и говорим – о мелочах. С трудом. Перебарывая страх. Замалчивая главное. А днем я пропадаю на работе в компании Ди. Этой девчонке все нипочем. Она, как и раньше, живет в корпусе, титановая, хмурая.

По выходным у нас тренировки с Лидой. До изнеможения. Пока тело не превратится в бесполезную груду мышц.

А еще я продолжаю писать книгу-дневник – медленно, по странице в день.

Иногда Бруно вызывает меня к себе. «Тора не объявилась?» – вот что его тревожит. А я лишь мотаю головой.

Ее больше нет, знаете ли. Знаете ли, и меня тоже.

Бруно это злит. О, как же злит. Он дергается от звонков, часами пялится в окно сквозь щелку штор, пьет виски на завтрак, обед и ужин. Он – кот, но не умеет приземляться, – если понадобится сбежать, у него не получится. Чувствует, что растечется по асфальту черным фритюром.