Дэвид Эннендэйл - Дом ночи и цепей

- Полковник! – воскликнул он. – То есть, лорд-губернатор, прошу прощения…

- Все в порядке, солдат. Я еще сам не привык к своему повышению.

Он благодарно поклонился.

- Это честь для меня, мой лорд. Я служил под вашим командованием на Эпсилоне Фрурос.

- Там мы одержали великую победу.

- Да, мой лорд, воистину так.

- Я пришел, чтобы встретиться с инструктором Катрин Штрок.

Солдат на мгновение выглядел изумленным, словно только сейчас понял, что мы с Катрин родственники.

- Конечно, мой лорд, - он сверился с инфопланшетом. – Ее лекция по истории скоро закончится. Послать за ней?

-Нет, спасибо. Я к ней приду.

- Да, мой лорд.

Солдат повернулся к сервочерепу, висевшему над стойкой.

- История, Штрок, - сказал он.

Сервочереп пискнул, из его рта появилась пергаментная лента с руническим кодом. Солдат оторвал ее. Рядом со стойкой замер в расслабленной позе сервитор. Солдат вставил ленту с кодом в щель на затылке сервитора, и тот ожил, и отвернувшись от стойки, покатился на своих гусеницах. Я последовал за ним.

Сервитор повел меня по лабиринту коридоров Схолы Прогениум. Мы проходили мимо многочисленных амфитеатров для лекций, дверей, ведущих на площадки для тренировок и в спальни. Наконец сервитор остановился у входа в зал на четвертом этаже. И пока я шагал за ним, мне все больше казалось, что встречаться с Катрин не столь уж хорошая идея. Эта встреча будет куда более трудной, чем с Зандером. Он и я стали просто чужими друг другу. Катрин же разорвала связи со мной. Много раз я раздумывал над тем, что мог бы сказать ей – и каждый раз отбрасывал эти предположения. Все это казалось чем-то неуместным. Слишком долго мы не виделись. Разрыв между нами был слишком велик.

Я заглянул в дверь, располагавшуюся в нижней части амфитеатра, и поднял взгляд на ряды скамей, на которых в напряженном внимании сидели студенты. Перед ними, шагая по амфитеатру, читала лекцию Катрин.

- Итак, чему учит нас Эпоха Искупления? Она учит нас тому, что воля Императора в конце концов восторжествует над всякой формой ереси и отступничества. Тому, что искупление возможно. Но также она показывает нам путь к искуплению. Искупление может быть достигнуто лишь огнем, кровью, и истреблением еретиков и предателей. Эпоха Искупления учит нас тому, что милосердие хуже, чем слабость. Оно есть преступление против Императора. Если проявить милосердие хотя бы к одному еретику, это может стать преддверием нового Царства Крови. Те, кто проявляет милосердие, проявляют тем самым нерешительность своей веры. На поле боя нерешительность означает смерть. Она означает поражение. Она означает бесчестье. Если после того, что мы узнали сегодня, среди вас есть кто-то, кто еще верит в милосердие, то знайте, что от меня вы милосердия не увидите.

Ее волосы были такого же рыжеватого цвета, как у ее матери, но у Катрин они были коротко подстрижены. Взгляд, которым она смотрела на студентов, был суровым и мрачным. В своей черной форме и сапогах с каблуками, стучавшими по полу, словно барабан перед казнью, она была воплощением безжалостности Схолы Прогениум. Она держалась необычно прямо, благодаря металлическим креплениям, поддерживавшим ее позвоночник. Высокий воротник, поддерживавший ее шею, еще больше усиливал впечатление от ее властного облика.

Я видел, что она гордится тем, какая служба ей выпала. Но я знал и то, что это была не та судьба, которую она сначала выбрала для себя. Несмотря на наше отчуждение, она решила пойти по моим стопам и поступила на службу в Имперскую Гвардию.

Когда Леонель умер, и наследование перешло к моей ветви рода Штрок, мои дети были автоматически исключены из призыва на службу. Но это не означало, что они не могут поступить в Имперскую Гвардию добровольно. Зандер, разумеется, не собирался этого делать. Но Катрин пошла служить добровольцем, как только достигла совершеннолетия. И там на тренировке она сломала позвоночник. Травма была слишком серьезной, чтобы она могла продолжать службу. Могла бы помочь бионика, но ее сочли слишком большим расточительством для того, у кого нет боевого опыта.

Катрин не могла служить Империуму в бою. И она обратила свою энергию на подготовку будущих офицеров – тех, кто мог сражаться. Наблюдая за ней, я ощущал гордость, забывая о своей боли.

Лекция закончилась. Студенты вышли через двери на верхних этажах амфитеатра. Катрин подошла к кафедре и собрала свои записи.

- Привет, отец, - сказала она, не оборачиваясь. Я даже не знал, что она заметила меня.