После звезды на некоторое время вновь обрели четкость, и хладный серый мир сковала бесконечная тишина, нарушаемая лишь быстрым ровным топотом ее летящих ступней и ударами его собственных ног, более медленными в размашистом беге, а еще звуком его дыхания. В редкие минуты просветления он говорил себе, что должен бежать все также быстро, невзирая на боль и страдания, должен напрячь все силы и до полуночи не позволить ей скрыться или увеличить расстояние между ними. Затем снова появлялась эта невидимая толпа, жужжащая и копошащаяся позади, достаточно плотная и темная, чтобы заслонить звезды у него за спиной, но постоянно и ловко избегающая его взгляда.
Гонка оборвалась внезапно и жутко. Белая Шубка развернулась и прыгнула вправо, а у ног застигнутого врасплох Христиана, не готового к столь быстрому рывку, разверзлась глубокая расщелина. Он не успел бы остановиться, однако, уже падая, вцепился в ее правую руку здоровой рукой, и они вместе закачались на краю пропасти.
Белая Шубка дернулась в сторону, пытаясь удержаться, и тем уравновесила его в падении; мгновение спустя оба оказались в безопасности.
И прежде, чем Христиан окончательно уверился, что они не погибнут, рухнув вниз, он услышал, как она в дикой ярости заскрежетала зубами, стараясь освободиться. Он по-прежнему удерживал ее правую руку, и она выхватила топор левой и нанесла удар.
Удар этот, тем не менее, был достаточно силен; правая рука Христиана бессильно упала, рассеченная, с переломанным предплечьем, и его пронзила ужасная боль, когда рука задергалась в разные стороны от прыжка вперед; он бросился следом за ней, спеша наверстать те несколько ярдов, которые она выиграла, пока он приходил в себя.
Спасение от гибели и эта новая острая боль снова оживили все фибры его души и тела. Он понимал, что преследует воплощенную Смерть: раненый и беспомощный, он был полностью в ее власти, и она могла осознать это и начать действовать. Он больше не надеялся отомстить, спасти, и лишь отчаяние при мысли о Свене заставляло его все бежать и бежать за ней, опережая брата, обреченного на смерть ее поцелуем. От его изначальной уверенности в себе остался лишь последний луч надежды; о, если он только сумеет гнать это существо до полуночи и увидеть, как оно преображается, переходя из соблазнительной и коварной женской формы в вечную тюрьму звериного облика!
— Свен, Свен, о, Свен!
Христиану казалось, но он молится, но сердце его твердило одно:
— Свен, Свен, о Свен!
Последний час, что оставался до полуночи, утратил половину, и звезды восходили, отсчитывая долгие минуты; и его раздувающееся сердце, и усыхающий мозг, и агония боли в болтающихся по обе стороны туловища руках, словно сговорившись, устрашали волю, что обладала лишь кажущейся властью над бегущими ногами.
Мех плотно прилегал теперь к телу Белой Шубки; не выбивался ни единый клочок, ни одна лента; бегунья, ранее державшаяся прямо, теперь странно наклонилась и вытянулась вперед. По временам она мчалась длинными прыжками, набирая скорость, и Христиан мучительно старался не отставать.
Звезды восходили, близился конец, и черный выводок снова появился сзади, следуя за ними по пятам. Ах! если бы только их можно было заставить замолчать, не шевелиться, не сбрасывать свои обычные безобидные маски, дабы эти лики не подгоняли несущуюся с последней быстротой и самую смертоносную их соплеменницу! На что они походили? Узнает ли он когда-либо? Не будь он вынужден бежать за падшей тварью, которой придется вскоре обрести истинное обличие, он мог бы повернуться и пойти за ними. Нет — нет — не так: будь он волен делать что-либо еще, кроме как мучительно гнаться, гнаться и гнаться за ней, он просто остановился бы, застыл в неподвижности и умер, избавясь наконец от боли, что причиняло дыхание.
Вконец растерявшись, он внезапно засомневался в собственной личности, в своей истинной форме. Он не мог быть настоящим мужчиной — точно так же, как это бегущее существо не могло быть настоящей женщиной; его истинный облик был лишь воплощен в форму мужчины, но каков он был, Христиан не знал. Не ведал он и истинного облика Свена. Свен упал к его ногам, когда он ударил его — он… родного брата… он споткнулся о распростертое тело, и был вынужден перескочить через брата и побежать еще быстрее, ибо поцеловавшая Свена неслась стрелой.
— Свен, Свен, о, Свен!
Почему звезды перестали трепетать? Не иначе, наступила полночь!
Вытянувшееся стремительное существо бросило на него свирепый, яростный взгляд и рассмеялось с диким презрением и торжеством. В мгновение ока он понял причину: еще немного, и она ускользнула бы от него. Почва здесь шла под уклон и была покрыта льдом, а с другой стороны поднималась под крутым углом; между двумя склонами оставалось достаточно места для стопы, но едва ли удалось бы устоять на ногах — однако росший там куст можжевельника мог послужить вполне надежной опорой для руки и позволить человеку с крепкой хваткой благополучно миновать опасный участок.
Читать дальше