Виктор Глебов - Фаталист

– Как угодно.

– Скажите только, кого мне надо будет… убить, если я решусь.

– Вы с ней знакомы. Мария Лиговская.

От неожиданности Печорин вздрогнул.

– Как?! Неужто она брала у вас в долг?!

– Не она сама, а ее маменька. Лиговские уже не так богаты, как прежде. Да и потом, чего вы удивляетесь? У меня и не такие фамилии занимают.

– Но если одалживалась княгиня, при чем же здесь княжна?

– Она подписала займ. Ее маменька дальнозорка, а очков не носит из принципа.

– Стало быть…

– Стало быть, юридически должник – княжна, – заключил Раевич. – С нее и спрос. А что, вы разве в нее влюблены?

– Нет. Нисколько.

– Вот и славно. Тогда приходите, если надумаете. Я сегодня весь день дома. Что-то подагра замучила. Наверное, из-за дождей. Проклятая погода. А может, я ем слишком много мяса. Говорят, от этого суставы костенеют.

– У меня остался один вопрос, – подумав, сказал Печорин. – Почему вы сами не взыщете долг? Ну, плети там и все прочее.

– Во-первых, есть правила, и не я их придумал. А кто, не спрашивайте. Этого вам знать не надобно. Во-вторых, разве заключать пари не одно удовольствие?

От Раевича Григорий Александрович вышел в смешанных чувствах. Можно было разоблачить его немедленно – для этого достаточно пойти к Скворцову и все ему рассказать, но Печорин чувствовал, что узнал еще не все тайны банкомета. Он занялся этим делом из-за шантажа градоначальника, но это не значит, что ему следует пожертвовать личным интересом и не удовлетворить свое любопытство.

С другой стороны, если его убьют на дуэли, Раевич будет продолжать заключать свои пари. И число смертей будет расти, потому что каждый раз убийство совершается другим человеком, и сколько бы из них ни попалось или ни призналось, найдутся новые охотники выиграть сто тысяч.

Дома Григория Александровича ждало письмо. Денщик сказал, что его принес слуга Лиговских. На конверте не было ни слова. От кого же это послание? От княжны или княгини?

Печорин нетерпеливо распечатал конверт. Почерк был Верин.

«Я любила всего раз в своей жизни. Любила тебя! Я была готова на все ради тебя, готова была следовать за тобой всюду и счастлива была уже только тем, что ты любил меня. Никогда я не испытаю ничего подобного – в этом я убеждена совершенно!

И все же я должна освободиться от тебя! Освободиться от всех вас, мужчин. Довольно я была предметом ваших притязаний, я устала от этого и хочу быть независимой. Он любви, страсти – от всего, даже от легкой влюбленности. Трудней всего мне отказаться от тебя – это стало истинным испытанием, – но я обязана так поступить, потому что иначе все напрасно. Теперь мне хватит денег до конца жизни – еще и Алику останется. Муж мой был богатым человеком. Немного жаль его, но, с другой стороны, кем-то надо было пожертвовать. Когда ты изменил мне в Петербурге – о, не отпирайся, я знаю, что ты был влюблен в эту девочку, Негурову! – я решила, что не стану больше игрушкой ни в чьих руках! Это придало мне сил. Я вышла замуж, сказалась больной чахоткой и начала разыскивать тебя. Я знала, что чувство вины заставит тебя стать послушной марионеткой. Надо было только подогреть твою страсть – ты ведь любил, искренне любил меня еще тогда…

Мой муж был грубоватым человеком, и он действительно постоянно ревновал, но никогда он не тронул меня и пальцем. Я сама – сама! – нанесла себе те удары, которые ты видел! Мне нужно было заставить тебя думать, что муж мой достоин смерти. О, уверена, ты считал себя до сих пор моим спасителем!

Теперь я вдова, и притом богатая! Мне не нужны мужчины, даже ты.

Мы расстаемся навеки, однако ты можешь быть уверен, что я никогда не буду любить другого: моя душа истощила на тебя все свои сокровища, слезы и надежды. Любившая тебя не может смотреть без некоторого презрения на прочих мужчин. Не потому, что ты лучше их, – о нет! – но в твоей природе есть что-то особенное, тебе одному свойственное, что-то гордое и таинственное; в твоем голосе, что бы ты ни говорил, есть власть непобедимая; никто не умеет так постоянно хотеть быть любимым; ни в ком зло не бывает так привлекательно, ничей взор не обещает столько блаженства, никто не умеет лучше пользоваться своими преимуществами, и никто не может быть так истинно несчастлив, как ты, потому что никто столько не старается уверить себя в противном.

Я уехала и прошу тебя не искать встречи со мной. Того, что ты отнесешь это письмо с моим признанием в полицию, я не опасаюсь. Во-первых, оно и тебя изобличает, а во-вторых, не такой ты человек. Да и в память о том, что было меж нами, не станешь.