Дэвид Шоу - Черные крылья Ктулху [Истории из вселенной Лавкрафта]

Но сначала нужно было туда доехать. Обогнать тикающие часы, которые тянули его в неведомое. Нужно было выбраться из этого дождя.

Дальний свет включен, фары высвечивают змеящуюся дорогу. Дождь путает время и пространство. Дождь. Здесь и сейчас. Здесь и тогда. Как бич Господень.

Знак — тот самый знак. Знак утверждал: уже скоро. Слева. Почти на месте. Долгие часы, и вот он уже почти свободен. Свободен и сможет уехать в Мексику. С заработанными деньгами. За такие деньги будет ему и яичница с тостами, и курево, и милая мексиканская деваха. Каждый день валяться на пляже, и никакого дождя. Ни одной гребаной капли! И никогда больше не придется иметь дел с мистером Фениксом. Не придется смотреть на эту каменную улыбку, от которой кровь в жилах стынет. Не придется слушать вопли чертовых котов. Он купит двух собак и ни одного кота не подпустит к своему мексиканскому домику на пляже. Знак утверждал: уже скоро.

Пятьдесят тысяч долларов. Уже скоро. День-деньской в одиночестве и с банкой холодного пива, навеселе, захочется вздремнуть — вздремнет, разве только вздумается деваху позвать. Все, что только пожелает, — уже скоро.

Часы напролет в темноте. Ни неба, ни линии горизонта. И теперь… Мокро, бесконечно, снова и снова. Безбрежно. Минута за минутой. Ни облаков. Минута, еще одна. Ни луны. Час за часом. Дождь.

Левиафан.

Выбрался. В тягостно-жаркое лето. Кактус. Песок. Луна, низкая и будто полная сил, довольно улыбается. Проповедь преподобного Джеймса Теодора Эллисона тут же прервалась, смолкла. Юкки, согбенные старые уродины, кривые и будто мертвые. Посередине дороги желтая полоса, совершенно сухая, не тронутая безжалостным дождем. И все на этой полночной картине абсолютно сухое.

Слева в отдалении холм. К нему ведет нечто наподобие дороги. На тормоза. Налево возле большого камня, так ему и говорили. Песок приглушает звук колес. Медленно, чтобы не поднять пыль. Опоздал на три минуты, и встречаться с мистером Фениксом не хочется.

«Понтиак» останавливается перед тремя большими камнями-стражами, белыми, будто кость. У них нет ни глаз, ни рук. Но камни все равно кажутся ему опасными. И будто пульсируют. Им здесь не место. Он касается материнского распятия под рубашкой, а потом ступает между стражами.

Выходит из отбрасываемой ими густой черной тени на белый песок. «Песок из костей намололи, — думает он. — Из моря костей».

Еще два шага, призрачных шага. Такое чувство, будто он поднимается на высокий холм к огромному темному дому, а в руках несет что-то омерзительное и никому не нужное. Он ощущает себя маленьким и незначительным. Останавливается. Не помнит, нужно ли доставать из кузова Груз. Забыл указания. Может, была бумажка с планом и она пропала? Он хочет вернуться. Но не знает куда.

Вспыхивает спичка, и обитель ночи рассекает горящий шрам. Мистер Феникс, без своей шляпы с темными полями, лицо сияет чернотой от края и до края. Мистер Феникс, вырезанный прямо из яркого лунного света. Улыбается. Этой своей окаянной честной и молчаливой улыбкой, от которой желудок сводит, которая может ударить, как пуля в грудь. Мистер Феникс сидит за столом в полотняном шатре. Из магнитофона, стоящего у его ног, доносятся звуки саксофонов (двух саксофонов?), льется слепая космическая, созерцательная музыка, утраченная музыка неведомого пикирующего хищника {53} 53 …музыка неведомого пикирующего хищника… (в оригинале: vertical invader). — Подразумевается композиция «Vertical Invader» с альбома «I Sing the Body Electric» (1972) группы Weather Report. , очнувшегося ото сна, голодного, начавшего охоту. Саксофоны визжат и воют, будто треклятым котам с их черными душами подпалили хвосты. И сами коты теснят друг друга, лезут облизать мистеру Фениксу руки. А мистер Феникс напевает: «Небесные Создания пляшут в солнечных лучах во Внешней Пустоте… Они обитают в Иных Плоскостях». Пустой голос, как из глубокого колодца, — тонкие каменные губы едва шевелятся — воскрешает давно минувшее вчера.

«Выходит, я не наркотики вез. И не краденое старье». Тут поклоняются дьяволу? Он оборачивается к «понтиаку». Смотрит на кузов. На кузов, в который так и не заглянул.

— Здравствуй, Джонни.

— Простите, я опоздал, но этот дождь…

— Дождь?

— Закончился тут неподалеку. Дичь какая-то. Будто заслон проехал, через который дождю не прорваться.

— Нечасто промышляет дождь в Огненных Покоях.

Мистер Феникс снял черные очки, от его руки поднимались тоненькие витые струйки дыма.

Красные глаза. Немигающие. Уставились на него, вонзились, и было в них одно только презрение.