Дэвид Шоу - Черные крылья Ктулху [Истории из вселенной Лавкрафта]

Жители Беркли до сих пор вспоминают ночь великого вопля. 15 марта 1937 года, незадолго до рассвета, многих разбудил звук, который поначалу не удалось опознать. Кто-то решил, что кричит раненое животное; другие сочли его каким-то новым сигналом тревоги. Некоторые признали в нем человеческий голос — но только потому, что расслышали в нем слова или их подобие. И хотя все сходились на том, что крик раздавался от реки, на некотором расстоянии от города, те, что его запомнили, описывают звук как невыносимо громкий и пронзительный. Местной полиции, по-видимому, на месте не случилось, а жители городка выяснять, в чем дело, не решились. В течение всего утра звук якобы набирал силу и мощность. Одна из горожанок вспоминает фразу своей матери, слышавшей тот шум: «Такое было чувство, словно кто-то пытался проорать дыру в самом себе». Спустя несколько часов звук сделался каким-то более рассеянным, будто источник его бесконтрольно увеличился в размерах, а незадолго до полудня окончательно смолк. Впоследствии обыскали и реку, и прилегающие берега, но не нашли никаких следов жертвы.

Во-вторых, в пачке писем обнаружилась фотография. Снимок поблек от времени; да и копирование ему на пользу не пошло. Оригинал настолько тусклый, что кажется смазанным, рассмотреть можно только голову и плечи мужчины в слабо освещенной комнате. Глаза его неестественно расширены, взгляд неподвижен. Я не в состоянии понять, в силу какого изъяна нижняя часть лица так плохо просматривается. Поскольку фотография очень нечеткая, кажется, будто челюсть перекошена и разинута шире, чем такое вообще возможно. Может даже показаться, будто зияющая дыра, размером по меньшей мере с половину лица, ведет в кромешную тьму. Порою это лицо является мне в снах.

Майкл Циско — автор сборника рассказов «Тайные часы» (Secret Hours, 2007), а также романов «Студент богословия» (The Divinity Student, 1999; удостоен премии Международной гильдии ужаса за лучший дебютный роман), «Тиран» (Tyrant, 2004), «Канон Сан-Венефисио» (The San Veneficio Canon, 2005) и «Предатель» (The Traitor, 2007).

Я наблюдаю.

Муха полирует лапки. Она прилетела из колодца. Колодец кишит мухами. Как всегда после этого. Джулиусу незачем было отвязывать ведро и прятать его в подвале. Я и так помню, что пить оттуда нельзя. После того как там развелись мухи, мне разонравился вкус воды. Теперь там только веревка с петлей болтается.

Я привык пить из колодца, потому что отец не давал мне воды в доме. Они вечно обо мне забывали — я был тихоней даже до того, как совсем перестал разговаривать. Джулиус установил насос, и больше нам не нужна вода из колодца. После папиного ухода.

Трава. Колышется до самого леса. Солнце бьет в глаза. Серый и шершавый сруб колодца. Мухи гудят внизу. Одна садится на мою руку. Сгоняю ее. Тодд сказал, уже скоро. Но мы ведь только что сделали это. Еще одну. Джулиус злится. Лучше бы Тодд просто присматривал за женщинами и не лез к Джулиусу, а то Джулиус сразу начинает орать. И лупит меня без всякого повода.

День обещает быть славным. Возможно, это случится сегодня.

— А ты не торопишься, — сказал я, когда Тодд вошел.

Я подготовился к его приходу. Был собран и готов ко всему. Посмотрел на него исподлобья, но он не ответил на взгляд. Что-то новенькое. Обычно он за словом в карман не лезет. Такая непоследовательность выводит меня из себя.

— Где ты был, Тодд?

Он почесал лоб. Я не знал, что и думать. Притворяется?

— Никак приболел, а, Тодд?

Он избегал моего взгляда.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, — сказал я, не повышая голоса.

Он потряс головой, словно хотел, чтобы я заткнулся. Не дождется, хотя если это…

— Это оно?

Он задрожал, но подавил дрожь. Сказал, кажется, оно.

— Кажется тебе? — взвился я. Снова притворяется?

Но Тодд сказал, что это оно самое и что он все еще не очухался после видения. Его благородие. Ясновидец хренов.

Затем он посмотрел на меня. Этот взгляд ни с чем не спутаешь. Тодд не сумел бы притвориться, упражняйся он хоть с утра до вечера.

— Снова?

Слово выпало изо рта, и он прислонился к дверному косяку, словно его стукнули по голове. Взгляд блуждал. От удивления его тупая бледная рожа еще больше вытянулась. Наконец на него посмотрев, я задержал взгляд надолго — это помогало отойти от увиденного там.

Меня накрыло сильнее, чем обычно, когда я возвращался от женщин. Одна, которую Джулиус окрестил Элейн — на самом деле ее звали Кэти или вроде того, — распустила язык, пришлось дать ей по зубам. Затем я напомнил ей, для чего она здесь находится. В таком состоянии я скор на расправу. Джулиус никогда не догадается. Теперь он туда почти не заглядывает. Наверно, стар уже для этих дел.