Игорь Безрук - Калейдоскоп [рассказы - СИ]

Но зал постепенно стал пустеть, вереницей пар молодежь потянулась к выходу.

— Всё дядя, всё, — сказал ему надушенный пижон, сворачивающий провода удлинителей.

— Как же всё? — не верил Михеев. — Как всё?

Поплелся домой, но по дороге то замирал, вспоминая ту мелодию, то начинал её снова напевать, приплясывая, но, на удивление, не было больше того прежнего взрывного ощущения, только тупая боль в груди да расплывчатое осознание какого-то необъяснимого чуда.

— Как же так? Как же так? — шептали его губы, все возмущаясь невозможностью своей натуры восстановить все прочувствованное. Около часа он все бродил вокруг здания и в конце концов не выдержал. Его вдруг как толкнуло что, как потянуло за собою. Обратно.

В фойе никого не было. Все давно разошлись, и дверь дискозала была заперта. Михеев от злости двинул её кулаком. Она отозвалась скрипяще. Михеев налег плечом, шибанул, вышибив. Нашарил выключатель. На стенах вспыхнули приглушенные огни ночников. Царило полное безмолвие. Еще недавно звучавшие колонки теперь хранили могильное молчание. Пульт диск-жокея не светился лампочками и не мигал индикаторами. Всё спало, своим сном только изводя Михеева.

Михеев провел рукой по динамикам, будто лаская их, прошел за стойку, включил магнитофон. Тихо зашумел двигатель, пришли в движение бобины, из динамиков в танцзал ворвалось легкое потрескивание, потом будто возникающие из ничего сперва негромкие, но постепенно все возрастающие звуки. Михеев защелкал тумблерами пульта, и вскоре один за одним вспыхнули прожектора, завертелся под потолком зеркальный шар, отражая и преломляя разноцветные лучи, — зал ожил. С ним оживился и Михеев. Его сразу потянуло в центр помещения. Там он и замер. Посмотрел вокруг, ослеп от яркого света. Закрыл глаза. Теперь ему ничто не мешало слушать. Он и хотел только этого: слушать, слушать, слушать. А мелодия всё разворачивалась и уже проникала внутрь Михеева, заводя руки, заставлял ходить плечи, двигать бедра. Михеев заплясал, завторил мелодии, в ритме пляски широко раскидывая руки и резко выбрасывая ноги. Душа будто стала отделяться от тела, и не удивило Михеева ни его абсолютное незнание того языка, на котором исполнялась песня, ни самой темы — все будто исходило из самого Михеева, было его кровь от крови, плоть от плоти. И неизвестно откуда бралось дыхание, откуда появились силы неистово плясать, покуда исступленно колотилось сердце, покуда сжималась до боли грудь, и один Бог знает, куда и каким образом уносилось сознание.

Михеев извивался, дергался, содрогался в безумной попытке навечно слиться с ритмом мелодии, а слившись, раствориться в ней. Неосознанно, в захлестнувшем Михеева порыве эмоций, он попытался преодолеть преграду, разделяющую два различных мира, две реальности. Он сблизил огромные, как шкафы, колонки, догнал до упора рычажки громкости и стал на перекрестке волн. Он уже не понимал, что творит. Мелодия пронизала его. В унисон ей задрожала каждая жилка, затрепетала каждая связка мышц. Казалось, зазвучал каждый нервный узелок. Все внутри пошло кругом, потом зашлось, больно сдавив поначалу и взорвавшись затем. Вот оно, столь долгожданное ощущение распада земной сущности и слияния с неземной!..

Сбежавшие на шум жильцы общежития обнаружили на полу безжизненное скрюченное тело Михеева. Глаза его были широко раскрыты, и в них отражалась бездонная пустота. На лице застыла гримаса радости. Кто-то побежал вызывать милицию, кто-то стал оттаскивать колонки. Скептики через пять минут покинули помещение. Одному из оставшихся показалось, что над умершим возник слабый ореол.

— Глупости, — сказали другие.

— Наверное, глупости, — согласился он с ними.

Тем не менее, после того, как остановили магнитофон, в воздухе еще чуть слышно витала музыка.

Галлюцинации слуха, решили все.

Удобно устроившись на верхней полке, я стал прислушиваться к мерному стуку вагонных колес. Солнце, пробиваясь сквозь стекла окна, нежно касалось каждого своей теплой рукой, отчего по телу пробегала сладостная истома.

Я медленно обвел взглядом купе вагона. Рядом, на верхней полке, спиной ко мне лежал крепкого телосложения мужчина и, казалось, спал. Внизу молодой человек читал небольшую брошюрку. Для него сейчас ничего не существовало, а мне хотелось хоть с кем-нибудь поговорить, чтобы эта поездка не показалась долгой и унылой.

— Что читаешь? — спросил я, оторвав его от чтения.