Странно, но она никак не могла понять, кто же его жена. Запомнить её с той единственной встречи она не смогла, а на фотографиях и в жизни Веретено так крепко и страстно обнималось с сотнями женщин, что понять, кто же из них всё-таки его законная супруга, не представлялось возможным. В глубине души Бану и не хотела этого знать – что ей за дело до какой-то женщины, прилепившейся к нему, словно морской жёлудь к затонувшему кораблю. Наверное, бедняжке нелегко жить с человеком, который и на мужчину-то не похож, а скорее на какое-то природное явление или даже стихийное бедствие, вроде лесного пожара.
Выйдя из дома, Бану порадовалась, что вечеринку устроили так близко к её дому: зима выдалась необыкновенно холодной, так же как лето – слишком жарким. Небо было невообразимо высоким и белым, как каррарский мрамор, Бану никогда раньше не видела такого, но чувствовала, что от него исходит запах снега. Город укутала непривычная тишина.
Они с Лейлой пришли на вечеринку в почти одинаковых, покрытых сверкающей чешуёй платьях: Лейла – в золотом, Бану – в серебряном. Явились с опозданием, когда танцпол уже был горячим от трения множества крутящихся ног, проскочили незамеченными прямо под носом Веретена, которое, облачившись в немыслимый атласный чёрный жилет, стояло в излюбленной позе, сложив руки на груди, и наблюдало за происходящим.
– Наконец ты пришла. – К девушкам, пыхтя, подкатился Байрам и тут же пригласил Бану на танец. Скрипя зубами, она согласилась, потому что дала себе твёрдое слово быть милой и весёлой в этот вечер, даже если Веретено и не взглянет в её сторону. Танец вышел довольно позорный, и Бану испытала огромное облегчение, когда он закончился.
На вечеринку явились люди, которых Бану никогда не видела на занятиях, это были ветераны, прошедшие путь от зарождения школы, знакомые с Веретеном сто лет, видевшие самые славные годы его жизни. Бану ненавидела их всех только за то, что им посчастливилось греться в его лучах гораздо дольше, чем ей. Они были с ним на «ты» и целовали его при встрече. Веретено бегало туда-сюда, потому что считало своим долгом подойти к каждому, чтобы никто не остался без внимания и не завял от огорчения. Подошло оно и к Бану с Лейлой, сделав оживлённое лицо.
– Кто тут у нас две русалочки! – Он протянул смуглую руку, покрытую незаметным пушком, желая погладить Бану по сверкающему животу. Бану отпрянула. Веретено явно обиделось, но постаралось не подать вида. Он начал смешно пританцовывать в такт музыке и спросил, обращаясь к одной Бану, словно Лейлы тут вовсе не было:
– Ты видела такой танец? Когда-нибудь я тебя научу.
– Я в своей жизни столько выступала, что видела, наверное, все танцы, – пафосно ответила Бану. – Между прочим, во времена нашей с вами молодости мы наверняка с вами встречались, жаль только, не запомнили…
– Во времена нашей молодости?! – с притворным удивлением переспросило Веретено, корча смешную рожицу. – А мне говорили, что ты молоденькая. – И он сделал ноги, оскорблённый намёком на свою старость. Бану удовлетворённо ухмыльнулась: ей нравилось подкалывать его по мелочам. Упитанная нежная фигурка, состоящая сплошь из плавных линий, вызывала у Бану какое-то садистское желание мучить его.
Было душно. Женщины, которых никто не приглашал танцевать, оккупировали все сидячие места. Но Бану, даже если бы и захотела сесть, не смогла бы: её постоянно приглашали, ибо постоянная реклама, которую делало ей Веретено на своих уроках, сильно подняла спрос на неё. Бану то и дело сбивалась, танцуя с опытными партнёрами, потому что краем глаза всегда пыталась следить за Веретеном, которое отплясывало с кем угодно, но только не с ней.
– Смотри, вот его жена, – закричала Лейла на ухо Бану. Та пригляделась: Веретено танцевало очень пуританскую, формальную бачату с женщиной унылого вида, которая даже улыбалась как-то виновато, будто гость, случайно разбивший чашку.
– Она ничего, приятная, – снисходительно вынесла вердикт Лейла.
– Была когда-то, совсем давно, – поправила её Бану с безжалостностью своей эгоцентричной цветущей юности. – Если только она уже не родилась с таким выражением лица. К тому же у неё на лбу вместо настоящих бровей растут нарисованные. А в общем, она его очень выгодно оттеняет.
Лейла лишь фыркнула – она привыкла к тому, что Бану относится ко всему чересчур страстно. Подойдя к столу, она взяла оставленный стакан с вишнёвым соком и сделала глоток, о котором тут же сильно пожалела, потому что в стакане оказался не вишнёвый сок, а чьё-то чужое вино.
Читать дальше