Ширин Шафиева - Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу [litres]

Было обидно до слёз, что она позволила так глупо себя околдовать. Бану всегда считала себя человеком с непреклонной волей, которую не погнуло бы никакое колдовство (в которое она не очень-то и верила). О, все её прекрасные сны, куда Веретено вползало, словно гадюка, извиваясь всем своим шёлковым телом и всей своей скользкой душонкой! Неужели он видел всё, что видела она, и смеялся над ней, холодно глядя на неё своими чёрными глазками в форме шекербуры!

«Надо обыграть его в его же игре», – злобно подумала Бану. На какие-то несколько мгновений ей показалось, что знание уже сработало как антидот и она больше не любит Веретено, а ненавидит его всей душой. Но потом, увидев его хватающим за бока какую-то перезрелую красотку, поняла, что ненависть любви вовсе не помеха, тем более любви, вызванной тёмной магией. Ей захотелось убить его, а потом и себя. «Вот был бы фокус, – усмехаясь, сказала себе Бану. – Мы бы прославились. Кармен по-азербайджански. Ревнивая девственница убивает Учителя-шлюху. Но до чего же банально!»

Веретено снова как-то незаметно оказалось возле неё. Он положил ей на шею руку, тяжёлую и горячую, как туша только что забитого быка.

– Ну что, готова танцевать?

Бану смерила его взглядом, полным ненависти и презрения (как ей самой казалось), и брезгливо взяв его руку за запястье, скинула её со своего плеча. В его глазах что-то озорное, живое потухло и умерло.

– А у вас глаза вовсе не чёрные, как мне казалось, а обычные карие, – нахамила Бану в довершение всего.

– У тебя тоже , – обиженно ответило Веретено и ушло любезничать с другими дамочками, более расположенными делать ему комплименты. Бану злорадно ухмыльнулась и готова была поклясться, что, увидев эту ухмылку, Веретено чуть не заплакало.

Весь день стояла такая духота, что, когда ночь разродилась грозой, это показалось естественным разрешением дневных мук. Бану проснулась в четыре часа, когда бархатную темноту прорезали светящиеся лезвия молний, каждая из которых была мощнее, яростнее и ярче предыдущих. В эту грозу молнии выдались какие-то особенно ветвистые. Бану выбралась из кровати, чтобы полюбоваться тем, как в небе вспыхивают перевёрнутые деревья. Гром то осторожно пробовал свои силы, тихо и деликатно перекатываясь в небе, словно прокашливался перед выступлением, а потом вдруг бил со всей силой, и тогда Бану казалось, что у неё раскалывается голова. В открытое окно проникал запах озона.

В углу комнаты вдруг что-то зашуршало и затрещало, тихо, но неприятно, с угрозой. Одновременно спальня осветилась, как будто кто-то включил лампочку. Медленно Бану повернулась и увидела раскалённый шар, паривший возле электрической розетки, из которой, должно быть, и появился. Оцепенев от страха, Бану наблюдала за шаром. А тот вдруг задрожал на месте, как будто вздохнул, и плавно двинулся в сторону окна, возле которого стояла Бану. Та, вспомнив о правилах поведения с шаровой молнией, так же плавно, стараясь обуздать желание броситься прочь со всех ног или прихлопнуть молнию одеялом, начала отходить в сторону. Упершись спиной в стену, Бану замерла. Шар, повисев несколько секунд над Бану – она почувствовала, как все её волосы потянулись навстречу ему и чуть не загорелись, – вылетел в окно и умчался в сторону бульвара. Бану перевела дыхание и закрыла окно. Звуки грозы теперь раздавались как будто сквозь мешок ваты. Тупая боль в животе, не покидавшая её в последнее время ни на минуту, поутихла. Только теперь Бану поняла, как сильно она отравляла ей существование, хотя Бану и привыкла к ней настолько, что почти перестала замечать. Ко всему можно привыкнуть, и только любовь, подобно орлу, клюющему печень Прометея, каждый раз доставляет свежие, неизменные страдания.

Пора было снимать приворот.

Она с трудом дозвонилась до Лейлы – та была на каких-то похоронах.

– Ну чего тебе? – раздражённо зашипела она в трубку. – Я звук забыла отключить на телефоне, и он зазвенел на весь дом!

– И что, мертвец встал?

– Нет.

– Тогда чего ты беспокоишься? Оставь мёртвых мёртвым и спасай живых, пока они ещё живы! Тем более что это твоя профессиональная обязанность.

– У тебя опять Веретено в горле застряло?

– Всё гораздо хуже, чем ты можешь себе представить. И даже гораздо хуже, чем могла себе представить я.

– А так разве может быть? Ну ладно, тогда я скоро приеду.

Бану с облегчением дала отбой и начала звонить Мансуре: та уже вернулась домой из Англии.